М. Новоселов - Николай Эрнестович Бауман

Все лето и начало осени 1899 года он провел в приготовлениях к побегу. Не так легко было пробраться, не обратив на себя внимания полиции, из лесного уездного городка Вятской губернии за границу. Николай Эрнестович внимательно изучил несколько маршрутов, в том числе и через Казань, чтобы хоть на несколько часов повидаться с родителями. Лучше всего оказывался путь, который надо было совершить в одежде простого рабочего или лесосплавщика лесными дорогами до верховьев Волги, затем по Волге до Казани, а оттуда, заручившись необходимыми адресами и явками, следовало двинуться уже по железной дороге к границе и попытаться перейти ее где-нибудь в Польше или вблизи Румынии.

Летом 1899 года план побега был почти разработан. В это время ссыльного навестила его сестра Эльза. Она приехала к брату так же, как и в Саратовскую губернию, — пользуясь каникулами. Радостной и веселой была встреча брата и сестры.

Бауман очень любил Эльзу, — с ней были связаны воспоминания детства, она живо напомнила брату родные казанские места, детские игры и проказы… Николай Эрнестович немедленно познакомил Эльзу со всей колонией орловских политических ссыльных, и молодежь дружески встретила сестру Баумана. Несколько недель гостила Эльза у брата з Орлове, и эти дни пролетели как на крыльях: Бауман то затевал путешествия на лодках по широкой, полноводной Вятке, то отправлялся с сестрой и друзьями по ссылке в окрестные леса, то устраивал вечеринки с хоровым пением и мелодекламацией к немалой тревоге полицейских, наблюдавших за «ссыльными политиками».

Эльза подробно рассказывала брату о семейных делах, о том, что отец все чаще страдает сердечными припадками, о хлопотах Мины Карловны, когда Бауман сидел в крепости, о ее огорчениях, связанных с ходатайствами о смягчении тюремного режима сына…

Николай Эрнестович, в свою очередь, говорил сестре о своих убеждениях, о том, что счастье человека — «в равновесии духа, т. е. в неуклонном следовании по раз и навсегда им избранному пути». Он написал большое письмо Эрнесту Андреевичу и Мине Карловне, прося их не отягощать свою старость горестными думами о нем, что бы ни случилось с ним в дальнейшем. Эльза поняла, что брат вряд ли останется в Орлове до конца ссылки, — прошло ведь всего около года, как он приехал в этот городок, а срок ссылки был установлен четырехлетний…

Впоследствии, в киевской Лукьяновской тюрьме, в беседе с друзьями Бауман вспоминал, что среди тусклых и мрачных долгих лет крепостной одиночки, ссылки в глухих вятских лесах вдруг, как луч света, всплывали два-три радостных, светлых эпизода, «без которых и жизнь была бы не в жизнь». К таким редким, но тем более радостным эпизодам относился приезд Эльзы.

Николай Эрнестович вспоминал с Эльзой саратовские поля, вечеринки в Новых Бурасах во врем «приезда Эльзы к нему на каникулы и с увлечением повторял любимые им стихи Пушкина:

Но лето кончилось, приближалась холодная северная осень… Эльза собралась в обратный путь. Бауман проводил ее до Вятки, сердечно распрощался с любимой сестрой и передал еще раз свои лучшие пожелания родителям и братьям.

Недолго оставался он после этого в Орлове. 15 (27) октября полицейский сообщил исправнику, что «ссыльный Н. Э. Бауман, повидимому, скрылся в неизвестном направлении». Немедленно был произведен обыск в его комнате, но, кроме нескольких десятков «дозволенных цензурою» книг и картины «явно аллегорического, даже почти преступного содержания», ничего обнаружить не удалось. На картине был изображен молодой рабочий, высоко поднявший руку на фоне ярко разгорающейся зари. Вятский губернатор, получив спешное донесение из Орлова о побеге Баумана, в свою очередь, немедленно сообщил в Петербург, департаменту полиции, что «состоящий в городе Орлове под гласным надзором полиции ветеринарный врач, Николай Эрнестович Бауман, 15 сего октября из места жительства неизвестно куда скрылся». При этом отношении губернатор счел необходимым выслать в департамент полиции и эту аллегорическую картину, «найденную в квартире названного лица при описи оставшегося его имущества».

Департамент полиции, получив донесение вятского губернатора, немедленно составил справку о революционной деятельности Баумана, подробно описав приметы скрывшегося: «рост 2 аршина 6 3/4 вершка, телосложение хорошее, белокурый, борода слегка рыжеватая, глаза серые, размер их в 3 сантиметра, нос с небольшим горбом, размер его 6 1/2 сантиметра, на переносье рубец, лицо овальное, цвет кожи белый с легким румянцем, тембр голоса — баритон, походка скорая, слегка развалистая…»

В этой справке о разыскиваемых имеется особая графа: «Как поступить по разыскании и особые примечания». Департамент предлагает чинам полиции всех губерний и уездов:

«Арестовать и препроводить в распоряжение вятского губернатора, уведомив о сем департамент полиции», и, кроме того, делает следующее указание: «Обратить особое внимание».

Но как ни старались местные губернаторы, полицмейстеры и исправники обнаружить в пределах «вверенных им губерний и уездов» бежавшего ссыльного со столь подробно описанными департаментом полиции приметами, в департамент пришлось послать лишь трафаретные ответы: «разыскать не удалось… разыскиваемого Н. Э. Баумана не обнаружено».

План побега Николая Эрнестовича был рассчитан на то, что полиция три-четыре дня не обратит внимания на отлучку из Орлова «завзятого охотника». «Закисала лиственница» — так на охотничьем языке называлась пора, когда глухари с особым удовольствием при первых морозах садились на молодые лиственницы, лакомясь прихваченными первыми морозами иглами. Охотники с собаками-лайками подкрадывались к птицам и возвращались с богатой добычей.

Бауман скрылся из Орлова под видом дальней охоты. Уже несколько раз он уходил в глухие окрестные леса за 40–50 верст на несколько дней. Ему удалось установить связи с вятской колонией политических ссыльных. Переодевшись в простую крестьянскую одежду, ничем не отличаясь от простого деревенского парня, сел Бауман на один из последних пароходов. По реке Вятке уж шло «сало» — мелкий лед, предвестник скорого наступления настоящих холодов и окончания навигации. Затем Николай Эрнестович кружным путем, с пересадками и случайными попутчиками, по лесным малоезжечным дорогам добрался до родины. В Казани он лишь показался родителям — к ним прежде всего бросится с розысками полиция, узнав о его побеге из Орлова. Николай Эрнестович заглянул на денек к одному из своих товарищей по ветеринарному институту. Его друг с трудом узнал в деревенском парне ловкого и стройного Баумана. Друзья проговорили до рассвета… А через день, переодевшись в обычную одежду, молодой революционер тронулся в дальний путь, за границу. Вскоре он сумел перейти австрийскую границу с контрабандистами под видом скрывающегося от преследований полиции старообрядца.