Геннадий Прашкевич - Жюль Верн

Но зажить спокойно не получается.

В Реформ-клубе Филеас Фогг только что заключил пари.

Поставив на кон ни много ни мало 20 тысяч фунтов, он утверждает, что ровно через 80 дней — в субботу 21 декабря 1872 года в 8 часов 45 минут вечера он появится в Реформ-клубе, обогнув весь земной шар! И теперь, к ужасу Паспарту, им надо вместе мчаться куда-то все вперед и вперед, поскольку Земля, оказывается, круглая. Правда, в саквояже расстроенного Паспарту лежат 20 тысяч фунтов стерлингов хозяина — практически единственная гарантия удачного путешествия. Ведь в пути героям всё будет мешать — туманы, болезни, столкновения кораблей, недостроенные железнодорожные линии, недоброжелательные индейские брамины, всяческие беды и всяческие нехорошие люди. Ни уговоры, ни сила тут не помогут. А вот деньги выручат в самой безнадежной ситуации. (Скуповатый Жюль Верн хорошо знал цену каждому франку.) На них можно купить слона, если нет другого средства передвижения. На них можно купить винтовой пароход прямо в пути, а если кончится топливо — ломать его надстройки, чтобы не сбавлять ход. На фоне буквально улетающих в трубу тысяч и тысяч фунтов стерлингов мелкие тревоги самого Паспарту кажутся смешными: например, уезжая, он забыл погасить в лондонской квартире Филеаса Фогга газовый рожок. «Я посчитал, что газу теперь сгорает в сутки ровно на два шиллинга, то есть как раз на шесть пенсов больше того, что я получаю в день».

Да, в романе много бутафории, много театра, но ведь Жюль Верн и не обещал классической драмы. Он не Эмиль Золя, он не любит описывать грязь и нищету, несчастных, задавленных бытом людишек, он не Бальзак, чтобы поражать гигантскими замыслами, и он не собирался поражать удивленных читателей изысканным стилем, как, скажем, Гюстав Флобер. Только сочинители, не имеющие воображения, считает он, преподносят бедным читателям свои собственные страдания или жалкие капризы своих любовниц. Он пишет так, как ему нравится. Этцель доволен. До последней страницы читатели переживают за исход поистине необыкновенного путешествия. Тем ужаснее разочарование Филеаса Фогга, когда в назначенный день он прибывает в Лондон, но с опозданием. Всего на пять минут, но с опозданием!

И все же Филеас Фогг выигрывает пари!

Благодаря смене часовых поясов.

Успех романа был столь велик, что по предложению театра «Портсен-Мартен» Жюль Верн и опытный драматург Адольф Деннери создали его инсценировку.

Премьера спектакля прошла 8 ноября 1874 года.

Соавторы не зря провели вместе осень в Антибе: спектакль выдержал более четырехсот представлений подряд. Пусть газета «Парижская жизнь» и писала с иронией: «Дым, шум, настоящий паровоз, настоящий живой слон, настоящие взрывы, декорации, дающие представление о шторме на море, дивный балет, цирковые шутки, театральная сентиментальность…» Ну и что? Зрителям понравилось.

Даже русский писатель Николай Лесков, которого в преклонении перед всем иностранным никак не заподозришь, послал сыну в Россию красочную афишу, написав на ней: «Это такое представление, что глаз не отведешь!»

В сентябре 1873 года немцы вывели из Франции последние части своих оккупационных войск. Контрибуция выплачена. Новый президент Франции Мак-Магон одобрил суд над своим бывшим сослуживцем маршалом Базеном, позорно сдавшим немцам город Мец в самом начале Франко-прусской войны. Этот судебный процесс стал главной темой художественных и литературных салонов столицы, но Жюль Верн теперь наезжал в Париж редко. Практически одновременно он работал сразу над тремя вещами: одну заканчивал, другую вел в черновике, третью разрабатывал.

Оторвать писателя от работы могло только что-то совсем уж неординарное.

Например, полет на воздушном шаре. На самом настоящем воздушном шаре!

18 сентября писатель действительно поднялся над Амьеном в легкой плетеной корзине воздушного шара «Метеор» и описал это свое приключение в «Амьенской газете» (номер от 29—30 сентября). Позже вышла и небольшая брошюра под названием «24 минуты на воздушном шаре». Конечно, это не знаменитый роман о путешествии над Африкой, но внимания указанная брошюра стоила. В ней подробно рассказывалось о том, что объем «Метеора» составлял 900 кубических метров, а его вес (вместе с гондолой и оснасткой) — 270 килограммов, хотя газ при этом, с улыбкой писал Жюль Верн, больше годился, наверное, для освещения улиц, чем для наполнения оболочки.

Подняться в воздух должны были Эжен Годар — воздухоплаватель опытный, совершивший к тому времени множество таких полетов, а с ним — адвокат Деберли, Жюль Верн и лейтенант 14-го полка Мерсон. К сожалению, поднять всех «Метеор» не мог. Тогда лейтенант Мерсон добровольно отказался от полета и вместо него в корзину забрался сын Годара. Ради девятилетнего храбреца воздухоплаватели отказались от двух мешков с балластом, что несколько сняло интригу полета. Ведь если отец берет с собой сына, решили в толпе зевак, значит, он уверен в безопасности полета.

«Мы отчалили в 5 часов 24 минуты, — писал Жюль Верн, — медленно поднимаясь вкось. Ветер относил нас к юго-востоку, небо было чистым. Только далеко на горизонте виднелось несколько грозовых туч. В 5 часов 28 минут мы уже парили на высоте 800 метров по показанию анероида.

Вид города был поистине великолепен. Лонгвилльская площадь напоминала муравейник с копошащимися на ней красными и черными муравьями — так выглядели люди в военном и штатском платье. Шпиль кафедрального собора, опускаясь все ниже и ниже, отмечал, наподобие стрелки, непрерывность нашего подъема.

Однако мы не ощущали никакого движения, ни горизонтального, ни вертикального. Горизонт все время казался на одной и той же высоте. Мы купались в воздухе, а земля, уходя все ниже, распластывалась под гондолой, словно черная крыша. Мы наслаждались при этом абсолютной тишиной, полнейшим покоем, который нарушался только жалобным скрипом ивовых прутьев, державших нас в воздухе…»

Не правда ли, напоминает уже читанное нами?

«Воздух был чист, ветер умерен, и "Виктория" медленно поднялась почти вертикально на высоту тысяча пятьсот футов. На этой высоте быстрое воздушное течение понесло шар к юго-западу. Какая чудная картина развернулась перед нашими глазами! Весь остров Занзибар был как на ладони. Везде расстилались зеленые поля всевозможных оттенков, кудрявились рощи и леса…»

Это из романа «Пять недель на воздушном шаре».

А теперь сам Жюль Верн в полной мере испытал те же чувства.

«В 5 часов 32 минуты солнце восходит из-за туч, обложивших горизонт на западе, и обогревает оболочку шара. Газ расширяется, и мы достигаем высоты 1200 метров, не выбросив ни одного мешка с балластом. Это максимальная высота, достигнутая нами в течение всего полета.