Геннадий Прашкевич - Жюль Верн

Опираться следует только на «Библию», считал капитан «Бигля», всё остальное — от лукавого. Даже грубые каменные орудия, найденные археологом Джоном Эвансом на берегах реки Соммы, считал капитан Роберт Фицрой, оставлены просто одичавшими кочевниками, а не нашими далекими человеческими предками, что же касается самой теории Дарвина, так она вообще, на взгляд капитана, не опирается ни на какие факты.

В публичном выступлении 25 июня 1860 года на заседании Британской ассоциации содействия науке в Оксфорде капитан Фицрой напомнил, что во время их плавания он не раз «увещевал своего друга пересмотреть взгляды, идущие вразрез с первой главой книги Бытия». А в письме астроному Джону Гершелю (1792—1871) упрямо указывал: «Астрономия и геология убедительным образом доказывают богоданность Ветхого Завета»…

Из разлившихся вод большой реки Джон Корт и Макс Юбер вылавливают детеныша обезьяны. Никто из них не верит в бредни исчезнувшего в Африке доктора Иохаузена, но подобранный детеныш совершенно явственно произносит вслух слово нгора, что на языке туземцев означает мама.

Случайность! Конечно, случайность!

Мало ли что может послышаться усталому человеку!

Но после многих приключений охотники попадают в необычную деревню, хижины которой, как гнезда, устроены прямо в кронах деревьев.

Вот там-то и обнаруживаются странные существа, умеющие разговаривать, — вагди.

Кто они? Обезьяны? Или уже люди?

Живут на деревьях — как обезьяны, но говорят — как люди.

Через много лет близкий сюжет (возможно, оттолкнувшись от романа Жюля Верна) развил французский писатель Веркор (1902-1991).

В романе «Люди или животные?» ученые Дуглас и Френсис не хотят отдавать свое прекрасное, но так быстро утекающее время мелким низменным страстям, мешающим, по их убеждениям, настоящей научной карьере и вообще — познанию мира.

Но природу не обойдешь. Устояв перед любовью к Френсис, Дуглас не устоял перед чисто биологической страстью, связавшей его… с обезьяной.

Кто он, появившийся на свет малыш?

Человек или животное?

С позиций сегодняшнего дня легко оценивать ту или иную книгу, ту или иную идею — ведь мы уже знаем подробно историю и причины возникновения той или иной книги или идеи; отсюда и обманчивое ощущение того, что мы прекрасно понимаем суть и направление авторских мыслей.

А это не совсем так. Это даже совсем не так.

Мы попросту подменяем мысли и рассуждения автора своими — по той причине, что широко пользуемся ставшими привычными знаниями, которые автору в его время были еще недоступны.

В «Россказнях Жана-Мари Кабидулена» сюжет иной.

Неугомонный моряк, несомненно, всплыл из глубин личной памяти Жюля Верна.

Во времена его детства человек под таким именем в одном из портовых кабачков Нанта постоянно развлекал посетителей своими нелепыми и веселыми россказнями. Вот теперь он развлекает экипаж шхуны «Сент-Инах», Жюль Верн поименно вспомнил своих соучеников по «Малой семинарии Сен-Донатьен». В романе они стали веселыми неунывающими моряками — Ромен Аллот, Эварист Буркар, Блен Дюкре, Жан-Франсуа Эрго, Ив Кокебер, Матюрен Олива и др. Жюль Верн, так сказать, помог им задним числом реализовать мечту о море.

Первоначально он хотел назвать книгу — «Морской змей».

В Охотском море сталкиваются английский трехмачтовик и французская шхуна.

В одного и того же кита вонзаются одновременно два разных гарпуна — английский и французский. Кому достанется добыча? Тут мало просто выяснить отношения. Охота идет в чужих водах, следует помнить «жестокие законы» Москвы, так красочно описанные позже Редьярдом Киплингом.

В самый разгар конфликта, когда с той и с другой стороны уже заряжаются пушки, когда матросы расхватывают ломы и топоры, когда крови, кажется, не избежать, непонятно откуда взявшаяся огромная морская волна топит английский трехмачтовик, а шхуну «Сент-Инах» выносит на подводные камни…

Что стало тому причиной?

Стихийные силы или неизвестное чудовище?

Главной работой 1902 года стал для Жюля Верна роман «Братья Кип».

В основу его легли события, связанные с нашумевшим уголовным делом братьев Рориков. Во время плавания на шхуне «Нью-Оранти» они жестоко убили капитана, пятерых членов экипажа и пассажира, напросившегося в тот рейс. Попав в руки правосудия, свирепые братья, конечно, изложили свою версию произошедшего. По этой их версии никого они не убивали, просто на борту шхуны вспыхнул бунт, который им пришлось подавить.

Да, силой.

Да, жестоко.

Но другого выхода у них не было.

На суде, состоявшемся 8 декабря 1893 года, братьев все-таки признали виновными.

Противоречивое дело обсуждалось французами на каждом углу, тем более что в ходе следствия выяснилось, что Рорики это вовсе даже и не Рорики, а братья Леон и Эжен Деграев — бельгийцы. В жизни им постоянно не везло. Паровое рыбацкое судно, купленное ими, сгорело в Остендском порту. Парусник, приобретенный для суровой охоты на морских котиков, разбился у береговых скал.

«В 1891 году, — вспоминал Жан Жюль-Верн, — братья объявили себя потерпевшими кораблекрушение, но эти их слова оказались ложью. Но, по правде говоря, хотя они и были повинны в этом небольшом моральном мошенничестве, которое вполне можно объяснить их образом жизни, из этого вовсе не следует, что именно они совершили серьезные преступления, вменявшиеся им в вину. Кампания, поднятая в прессе газетой "Ля жюстис", усилия комитета защиты, демарши, предпринятые королями Швеции и Бельгии, — все это заставило французское правительство смягчить меру наказания и заменить смертную казнь пожизненной каторгой…

В 1894 году, — писал далее Жан Жюль-Верн, — многие задумывались над вопросом: а не стали ли все-таки братья Деграев жертвами судебной ошибки? Не был ли их обвинитель сам причастен к тому преступлению, которое разоблачал?»

В 1897 году президентской милостью наказание братьев Деграев было ограничено двадцатью годами. «Но злая судьба неотступно преследовала братьев. Леон отказался от предложенного ему администрацией каторги поста мастера, чтобы не превратиться в доносчика и не краснеть перед собственным братом. Его отказ не понравился начальству, и Леона решили наказать, отправив на самые тяжелые работы. В марте 1898 года он умер от дизентерии, и брат видел, как его тело бросили акулам. Так, по крайней мере, рассказывал Эжен, когда помилованный окончательно в 1898 году он был встречен как мученик жителями Антверпена. Став коммерсантом, этот мирный буржуа собирался издать книгу воспоминаний под названием "Каторга". Однако, вновь гонимый страстью к приключениям, он неожиданно исчезает, покинув жену и детей. В 1907 году Эжен служит в полиции Тринидада, затем его видели в Колумбии с кучей драгоценных камней: один американец уверял, что Эжен украл камни у него…» [64] Жюль-Верн Ж. Жюль Верн. М.: Прогресс, 1978.