Иван Миронов - Замурованные. Хроники Кремлёвского централа

…Шахматная эпопея продолжалась. Олег по-прежнему отказывался играть, но, не выпуская книгу из рук, готовился враз расправиться со всей хатой. Через месяц предложение сыграть поступало Олегу каждые десять минут, превратившись в форменное издевательство. Олигарх увиливал как мог, постепенно растрачивая стратегические на тюрьме запасы толерантности. И они иссякли.

Дело за полночь. Олег посапывает лицом к стенке, мы развлекаем себя заваркой душистого травяного сбора и похожим на сгущенку алтайским медом. Телевизор мусора погасили с отбоем, поэтому в зрелищах явный недостаток.

— Олежа, Олежа, — нараспев зажурчал Серега, проверяя на зыбкость сон сокамерника.

Олигарх действительно спал, отчего-то слегка постанывая.

— Рота, подъем! — гаркнул Жура прямо под его ухом.

— А?! Что?! — Олег подскочил на шконке, недоуменно таращась заспанными глазами.

— Да ничего особенного. Я думал, если не спишь, мы могли бы сыграть с тобой…

— Пошел на хрен со своими шахматами, — взревел Олег, вскакивая с нар.

— Что ты сейчас сказал, пидор лысый? — похоже, шутки полетели в сторону.

— Я…

— Лучше молчи. Я тебе, сука, сейчас кадык вырву. Ты на что меня послал?! — шипел Серега на растерявшегося сокамерника.

— Я того… Сколько можно с этими шахматами, — сник Олигарх, подтягивая к ушам одеяло.

— Мы сейчас уже не за шахматы, ты с людьми сидишь и веди себя соответствующе.

— Я, конечно, виноват, — заскулил Олег. — Не должен был такого говорить. Но…

— Что «но»?! Что «но»?! — по нарастающей заревел Жура. — Ты всю хату морозишь. К тебе по-человечьи относятся… Короче, потеряйся до утра.

Олег поворочался минут сорок, покурил, снова поворочался, покурил, а утром пошла игра.

— Мат тебе, Касабланка! — Серега, обкорнав защиту Олигарха, ферзем затянул петлю на королевском поле. — Как комбинация?

Олег жевал воздух, восстанавливая ход проигранной партии.

— Эээх! Это я в твоей книжке подсмотрел. — Жура покосился на Сергеича.

— Где?! — к боли поражения прибавилась еще и обида, как после удара в пах.

— На двести семьдесят восьмой странице. Это же классика! Азы. Я думал, ты в курсе.

— Я еще не дошел до туда. — Олег был в полуобморочном состоянии. Выходило, что били его — его же оружием.

— Учись, двоечник. — Серега снисходительно похлопал Олигарха по плечу.

После этого дружеского жеста Ключников перестал не только играть, но и говорить. И лишь спустя пару часов полусонную тишину разрушило нервно-истеричное восклицание:

— На какой странице?!

— Что? — Серега недоуменно выглянул со шконки.

— Комбинация твоя, — потерянным голосом уточнил Олигарх.

— На двести семьдесят восьмой, — ухмыльнулся Серега.

— Там нет! — взвыл Ключников.

— Ну, значит, на триста семьдесят восьмой или на двести восемьдесят седьмой, короче, где-то там…

Точку в шахматном образовании Олег поставил через неделю. Книгу, любимую и единственную, Ключников хранил у себя в тумбочке. Договорившись, утром при выходе на прогулку, когда Олег первым вышел из хаты, шахматный талмуд успели изъять и перепрятать.

— Никто не видел мою книгу? — раздалось через пять минут по возвращению.

— Какую, Олежа? — невинно поинтересовался Жура.

— Про шахматы, — в голосе Ключникова мелькнула тень подозрения.

— Лысый, потерял? Ты же с ней не расставался. Когда последний раз из рук выпустил?

— Перед прогулкой в тумбочку убрал.

— Вот видишь! Гулять ходили всей хатой, значит, или ее менты забрали, или сам спрятал и нас в непонятки вгоняешь.

— Ментам-то зачем? — рассуждающе забормотал Олигарх.

— Наверное, не только нас, их ты тоже достал своей заморозкой.

— Может, все-таки книга где-то в хате? — аккуратно выкрутился Олег, опасаясь называть вещи своими именами, к тому же до конца не уверенный в нашей причастности к таинственному исчезновению талмуда.

— Запросто мусора могли спрятать, пошерсти у себя. Перебрав свои баулы, Олег снова вернулся к расследованию.

— Посмотрите, пожалуйста, у себя, — неожиданно предложил Олигарх.

— Олег, тебе надо, ты и смотри, носки только не помни, — огрызнулся я сверху. Выкурив еще пару сигарет, Олигарх застучал в тормоза.

— Старшой, у меня книга пропала, вы не брали?

— Нет, — категорично ответил продольный.

— Как это — нет? А куда она могла деться? — закричал Олигарх.

— В камере поищи, — отрезали снаружи.

На вечерней поверке Олег обратился к дежурному:

— У меня книга пропала.

— Пишите заявление — найдем, — улыбнулся «мальчик-девочка». — Здесь ничего не пропадает.

Цирики исчезли за тормозами. Сквозь злобный прищур Олег торжественно рассматривал сокамерников.

— Что ж, буду писать заявление. — Олигарх ультимативно подбоченился.

— Шмон обеспечен, — задумчиво проговорил я.

— А что остается? — Олигарх нас явно шантажировал.

— Значит, завтра шмон! — обреченно подытожил Серега.

— Ага. — Лысый уже не скрывал злорадства. Запала хватило до следующего утра.

— Олег, это мы книгу забрали, — признался Жура.

— Я знаю, — победоносно бросил Ключников.

— Что же получается, — авторитетно резюмировал Кумарин. — Ты решил вломить хату руками мусоров? Красиво!

— Володя, я… я… — залепетал Олигарх, про себя проклиная шахматы, книжки и сокамерников.

Возвращенную литературу Олег больше не открывал. Играть не стеснялся. Выигрывать ему стало за радость, проигрывать — за счастье. Но осадочек, увы, никуда не делся.

Сегодня на повестке дня рассмотрение Верховным судом кассационной жалобы на решение Мосгора о продлении сроков моего содержания под стражей. В девять заказали «с документами» и повели «на телевизор».

Меня сопровождали два старлея — молодые ребята с соображающими лицами, одинаковой комплекции: невысокие, худощавые, чернявый и светло-русый.

— Что это прокурор зачастил? — спросил я, когда табличка с названием централа осталась за спиной.

— Наверное, хату себе подбирает, — скрамольничал чернявый.

— Все там будете, точнее здесь, — не удержался я.

— Мы уже здесь, — равнодушно ответил тот. — Думаешь, велика разница?

— Одно дело — сидеть, другое — подглядывать.

— Ну, еще неизвестно — кому хуже.

— У вас есть выбор, а значит, свобода.

Вертухай промолчал, задумавшись об услышанном. Пройдя сквозь следственные кабинеты общей «Матроски» третьего этажа, мы поднялись на пятый — последний. Сняв навесной замок со студии 519, вошли вовнутрь. Меня посадили в клетку перед мониторами, расстегнули браслеты. Заседание коллегии назначено на одиннадцать. До выхода в эфир оставался примерно час.

Цирики уселись возле аппаратуры, позевывали, перекидывались ленивыми фразами. Я принялся рассматривать технику. Жидкокристаллический монитор, видеотранслятор, факс-телефон-ксерокс… Между тем беседа вертухаев свернула в неожиданное русло. Чернявый со знанием дела объяснял приятелю, как не платить за воду, отматывая назад водопроводный счетчик. Я улавливал в предложенной технологии лишь некоторые наименее напыщенные терминологией фразы: «переход из поступательного во вращательное… очень слабые электромагнитные потоки… фазы… возникает потенциал…».