Владимир Ионов - Житие тщеславного индивида

Покончив с обзором и отпустив переводчика на основную работу в Монцамэ, мы с Кимом должны были заняться оперативной информацией или подготовкой материалов для вестников. Ведь из отделения в месяц надо передать сто текстов на двоих. Такова негласная норма для каждого зарубежного корреспондента ТАСС, работай он в США или Габоне. Нужно столько или нет – вопрос другой: лента ТАСС выдержит и больше материалов, а используют ли их средства массовой информации – мало кого интересует. Считается, что информация не пропадает.

Но где мне взять столько стоящих фактов из жизни страны, если я целыми днями торчу в отделении? За две недели, что работаю в Улан-Баторе, удалось побывать только в МИДе Монголии, в Советском посольстве и в местном магазине для дипработников. Мяса здесь навалом, есть и другие продукты, редкие для советского прилавка, даже водка, за которой в Горьком приходилось выстаивать очереди. Здесь, кстати, она тоже в свободной продаже только для людей со спецпропусками в дипмагазин. А местное население толпится рядом и кидается к каждому, имеющему туда доступ. Просьба одна: купить архи. Поводы при этом приводятся разные: свадьба, день рождения, поминки. Всё, как у нас в Союзе. Только у нас уже придумали нормы потребления почти на все продукты. Здесь до этого ещё не дошли. Монголия, как верблюд, шагает за нами нога в ногу, но с некоторым отставанием.

Живу пока один в большой двухкомнатной квартире, принадлежащей отделению ТАСС, в минуте ходьбы от корпункта и Советского посольства. В соседях по дому бывший Премьер МНР и посол МНР в отставке, этажом ниже – квартира и корпункт корреспондента газеты «Известия» Владимира Ганшина. Его газеты ещё не коснулось Постановление ЦК КПСС «О работе с кадрами ТАСС», поэтому Володя с «известным отчеством» – отец заведует сектором в международном отделе ЦК. Ганшин тоже живет один, он в разводе с женой, которая не выдержала даже короткого пребывания в Монголии. Как-то поведут здесь себя моя Иришка и тёща? Еду готовлю сам. Пробовал пообедать в местном ресторане – хватило одного раза – ещё плохо знаю монгольскую кухню, не привык ни к её вкусам, ни к запахам. В столовой для советских специалистов готовят отлично, но туда не наездишься при моей загрузке на работе. Вот Володя Ганшин ездит, но у него совсем другая жизнь: «Известиям» не нужно пятьдесят материалов в месяц. Он практически свободен, езди куда хочешь. У него даже машина с водителем, а я вожу свой «жигуленок» сам. Водитель, работающий в отделении, обслуживает в основном супругу Кима.

Но всё это ещё куда ни шло. Главное – я практически не вижу результатов своего труда и не имею возможности выехать за пределы Улан-Батора. Не понимаю, почему ребята, сидящие в редакции в Москве, так рвутся в длительную зарубежную командировку. Правда, зарплата здесь не в пример московской. Я, например, будучи просто корреспондентом, получаю в тугриках больше секретаря ЦК МНРП, кроме того, мне платят чуть больше сотни долларов и часть зарплаты в рублях перечисляется дома на счёт. Это, очевидно, для того, чтобы аборигены знали, как живет советский специалист! Чтобы и они упирались, строя свой социализм! Пока же монголы, как я успел заметить, больше рассчитывают на помощь «большого советского брата», который присутствует здесь в огромных количествах не только в качестве консультантов и советников, но и простых работяг. И вся промышленная продукция – от иголки до сложной современной техники – идёт сюда из Союза.

Так, а что делать, если не видишь результатов каждодневной работы? Ким ходит в Монцамэ за копией международной ленты ТАСС. Я тоже её читаю, радуясь каждому своему тексту. Ну, а что дальше? Пишу письмо в секретариат Главной редакции иностранной информации: «Уважаемые братья по перу! Вы очень хорошо повлияете на настроение и производительность труда коллег, если будете отлавливать наши тексты, опубликованные в печати, и хотя бы раз в месяц присылать их авторам». Подействовало! Вскоре получил пакет с десятком газет из разных республик Союза. Оказывается, Монголия кого-то интересует! А если кормиться не только столичной информацией, круг интересующихся может быть шире? Говорю Киму:

– Какого хрена мы оба торчим здесь каждый день, включая выходные? Давай будем работать в корпункте по очереди: неделю – я, а ты едешь куда хочешь, неделю – наоборот – ты здесь, я – на воле.

– А норму кто будет делать? – сомневается Ким.

– Да мы же и будем, только информация получится интереснее.

Договорились. Для первого раза еду куда-нибудь поближе. Советский уполномоченный по геологии рекомендует отправиться в сомон Замар – и недалеко, и можно потрогать руками чудо природы – одно из богатейших в мире месторождений золота.

На дворе начало марта, монгольская весна в разгаре, а морозы ещё за 30, подувают ветры. Водитель отделения Петро собирается в ближнюю поездку как в дальнюю экспедицию: кладет в уазик спальный мешок из козьих шкур, канистру воды, примус, сумку с запеченной бараньей ногой и караваем хлеба.

– На южный полюс собрался? – подтруниваю над ним. – К обеду же вернемся.

– А это не факт. Я бы на твоем месте тоже валенки в машину бросил. Весной здесь любая поездка за город – экспедиция с неизвестным концом.

Едем. Сразу за Улан-Батором сворачиваем с асфальта на накатанный автомобильный след, местами расходящийся на три-четыре колеи. Петро держится самой накатанной из них. Соседние колеи ветер переметает сухим снегом, сорванным где-то в степи.

– Ничего себе весна! У нас в Горьком в это время вовсю уже сосульки с крыш падают. А здесь того гляди пурга начнется.

– Вот этого не надо! – вскидывается Петро. – Представь, что машина сейчас заглохнет, и что будем делать? До города пятнадцать верст, до сомона – столько же. Кругом ни души.

– И куда по морозцу бежать за помощью – вперед или назад? – спрашиваю я.

– Бежать по такой погоде – верный конец. А чтобы «Кондратий» обошел стороной, у нас с собой примус – чаек можно согреть, подождать попутки туда или сюда. Весну монголы не по погоде считают. У них, как Цаган Сар (Новый год по лунному календарю) прошел, так овцы начинают ягниться, значит – весна.

А вот и горный массив Замар: невысокая гряда черных, заросших редким леском гор. На перевале метрах в двухстах от уровня степи останавливаю Петра, чтобы оглядеться. Вокруг – бело и пустынно, только под ногами серо-черный щебень, да чуть в сторонке груда булыжников и палка с кусками цветных тряпок. Это монгольское обозначение высшей точки перевала и священное место – Обо, куда каждый путник должен принести свой камень. И где здесь зарыто золото?! И сколько оно должно лежать нетронутым? Тема! Но пока надо найти хоть что-то живое, кроме весьма колючего ветра и струек снега, перебегающих по степи.