Андрей Ерёмин - Отец Александр Мень. Пастырь на рубеже веков

Есть, пожалуй, только одно общее качество у двух великих мыслителей. Их обоих можно назвать «мыслителями–художниками».

Да, нельзя назвать отца Александра платоником, и в этом он принципиально отличается от своего духовного учителя Вл. Соловьева. Возможно в этом отличии содержится ключ к пониманию того, почему отцу Александру промыслом Божиим было разрешено сделать то, что не удалось Вл. Соловьеву. Их взгляды на историю религии коренным образом расходятся: взгляд христианина–платоника и христианина–персоналиста.

Итак, все попытки искать истину, о которых мы узнаем на страницах четвёртого тома, не могли, по мысли отца Александра, удовлетворить настоящую тягу к вере. Хотя он отдаёт дань уважения той культурной подготовке человечества, которую дала миру Греция, греческий язык, всё то, что создало условия, необходимые для того, чтобы встретить апостолов, принёсших на эту землю «свет Нового Завета», тем не менее «человек, искавший живую веру, не мог удовлетвориться отвлечённой метафизикой», — заключает автор.

Но вот в это же самое время в другом месте, в Израиле, зазвучал голос пророков, обращённый к конкретному человеку и возвещающий о Боге живом…

Пятый том «Истории религий» отца Александра посвящён пророкам Ветхого Завета и называется «Вестники Царства Божия».

Кем обычно считают пророков? Чаще всего — провидцами, предсказателями будущего, а также теми, кто предвидел приход Иисуса Христа.

Но для автора шеститомника главный смысл служения пророков раскрывается прежде всего в свете Евангельского Откровения, ибо они были его предтечами. «Пролагая путь Богочеловеку, — пишет отец Александр, — они возвещали высокое религиозное учение, которое хотя и несравнимо с полнотой Евангелия, тем не менее остаётся жизненным даже в наши дни» [282] Мень А. Вестники Царства Божия. М., 1992, с. 8. .

Именно в этом причина того, почему пятый том стал у отца Александра центральным во всей «Истории религий». Эта книга завершает внутренний цикл шеститомника, посвящённый «осевому» историческому времени и Великим Учителям. Работа над этой книгой потребовала от отца Александра более всего времени и сил, возможно, из‑за того, что автор чувствовал особую ответственность перед этой задачей, а может быть, из‑за того, что по его словам, в семье духовных вождей человечества, действующих приблизительно в одно и то же время, «пророки стоят особняком» [283] Там же, с. 9. . Писал батюшка эту книгу несколько лет, по ходу дела хорошо изучил древнееврейский язык, и все переводы ветхозаветных текстов в книге сделаны им самим.

Пятый том (так же, как и шестой) по стилю существенно отличается от предыдущих книг религиозной эпопеи. Если предыдущие тома — это преимущественно статичные картины, то повествование пятого тома насыщено поистине кинематографической динамикой. Перед читателем проходят перемещения народов, движения войск, он видит осады городов, заговоры правителей, строительство крепостей, торжественные богослужения. Безусловно, пятый том — один из наиболее сильных в литературном отношении.

И ещё одна особенность повести о пророках: если в остальных томах автор раскрывает свой замысел, в основном, через личные портреты гениев — мыслителей, основателей религий, то в этой книге перед нами проходит целая плеяда проповедников, «сменяющих друг друга на протяжении столетий» [284] Там же, с. 10. . Но, сменяя друг друга, пророки не зачёркивали религиозный опыт предшественников. Взятые в совокупности, различные аспекты проповеди пророков создают стереоскопическую картину или, как говорил отец Александр, «единый образ Сущего» [285] Там же, с. 12. . Разглядеть этот бесконечно любимый Образ самому и дать прикоснуться к нему читателю — вот та сверхзадача, которую ставит перед собой отец Александр в пятом томе.

С этой задачей непосредственно связана тема, которая, по всей видимости, больше всего интересовала самого отца Александра, — тайна профетизма, тайна отношений пророков с Богом. Эта тайна, пишет отец Александр, не может быть разрешена ни «ссылками наличный гений», ни в плане историческом [286] Там же, с. 10. .

Но почему же тайна пророков оказывается столь трудной для постижения? Потому что богопознание, которое присуще пророкам, — это совсем не то же самое, что достоверность у мистиков Востока, которые, по словам автора, входили в Бога, оставив весь мир и самих себя. Это также и не догадки философов, размышлявших о Боге.

Отец Александр пишет, что Сущий был для пророков «пламенеющей бездной, ослепительным солнцем, сияющим превыше постижения и достигаемости. Они не поднимали глаза на это солнце, но Его лучи пронизывали их и озаряли окружающий мир. Их не покидало чувство, что они живут в присутствии Вечного, находясь как бы в Его поле» [287] Там же, с. 11. . И это было названо ими Богопознанием — Даат Элогим.

Таким образом, если для индийцев постижение Бога означало слияние с Ним, отождествление себя с Ним, то «пророки ни на минуту не забывали, — пишет отец Александр, — что они лишь проповедники высшей воли» [288] Там же, с. 13. . Бог сам вторгался в их жизнь. Отец Александр сравнивал это Вторжение с Откровением, которое было у ап. Павла. Это был Тот же все превозмогающий Свет, Который остановил ап. Павла на дороге в Дамаск, — Свет Божественной Любви.

И ещё одна деталь пророческого служения, которую подчёркивает отец Александр: «Иной раз пророк, устрашённый трудностью подвига, даже противился небесному зову, но автоматом он никогда не был и всегда оставался человеком. Именно поэтому он мог, в конечном счёте, стать свободным соучастником Божиих замыслов. Он следовал призыву во имя верности Богу и любви к Нему» [289] Там же, с. 13. .

И только этой свободой можно объяснить «чудо двуединого сознания пророков, не имеющее аналогий в религиозной истории. В их лице дохристианский мир был вознесён к последней черте, за которой открывается Богочеловечество. В этом смысле каждый пророк был живым прообразом Христа, «нераздельно и неслиянно» соединившего в Себе Бога и человека» [290] Там же, с. 13. . Вот в чём причина бесконечного интереса отца Александра к пророкам: на самом деле тайна пророков в том, что они — прообразы Иисуса Христа.

С Христом пророков сближает и то страдание, которое практически всем им пришлось претерпеть на путях своего служения. «Почему, — спрашивает отец Александр, — Иеремия, избранник Божий, был подобен агнцу, ведомому на заклание? Потому что Он нёс на себе бремя грехов своих братьев! И не только Иеремия, но и многие другие пророки прошли в своём пути через “долину смерти”» [291] Там же, с. 243. . И в результате им была открыта великая тайна Нового Завета: «тайна Творца, страждущего за мир, чудо Божественной любви».