Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель

Но судьба распорядилась иначе: во время бритья в парикмахерской он заразился сикозом, началось воспаление. Ему казалось, что он похож на прокаженного. Дважды копенгагенским врачам пришлось вскрывать нарывы на его лице. Теперь, когда оно было изуродовано шрамами, Гамсун сознательно отгородился от всех, заперся в номере отеля в Копенгагене и на улицу не выходил.

И в это время на него устремился поток рецензий.

На этот раз никто уже не писал о гениальности Гамсуна. Доброжелательно написала о нем норвежская «Дагбладет» и, конечно же, приятельница Гамсуна Болетте Павелс Ларсен. Большинство просто поддались на намеренную провокацию со стороны писателя. Автор статьи в норвежской «Моргенбладет» отмечал, что сочинитель по-прежнему страдает болезненными галлюцинациями, характерными для романа «Голод». Норвежская «Афтенпостен» заклеймила творчество Гамсуна и художника Эдварда Мунка как горячечный бред, пьяные галлюцинации и сумасбродные противоестественные фантазии. Издаваемая Удавом Томессеном газета «Верденс Ганг» назвала его бесшабашным и беспринципным подражателем современным русским писателям, который создал образ безумного и патологического персонажа, имеющего поразительное сходство с самим автором.

Эдвард Брандес, выступивший в датской «Политикен», высказал мнение, что роман «Мистерии» оставляет какое-то несерьезное ребячливое впечатление. Минутку он назвал «совершенно русским типом» [102] Рецензии на «Мистерии» в норвежских «Дагбладет» от 22.09.1892, «Верденс Ганг» от 20.09.1892, «Моргенбладет» от 18.09.1892, «Афтенпостен» от 25.09.1892, «Бергене Тиденде» от 22.09.1892 и датских «Берлинске Тиденде» от 13.10.1892, «Копенгаген» от 13.09.1892, «Политикен» от 21.09.1892. .

«Мой Минутка обитает в Лиллесанне, — заявил огорченный писатель своему издателю, — я просто безжалостно вставил его в роман. Я жил в Лиллесанне в том же доме, где и он, и мы часто беседовали» [103] Гамсун — Филипсену от 21.09.1892. .

Он мог сколько угодно рвать в клочки рецензии Брандеса и других, но… «Какой от этого толк?» — печально вздыхал Гамсун, разговаривая с Филипсеном. А ведь ему было что сказать о непосредственном знакомстве и взаимоотношениях с такими персонажами, как Нагель, Минутка, Дагни Кьелланн, Марта Гуде…

И впрямь, так или иначе свой след в творчестве оставили и горничная, и местный врач из Сарпсборга, и учительница музыки Лулли из Кристиансунна. Так оно и было. Писатель-психолог, конечно же, черпает материал из реальной жизни. Об этом-то как раз и говорил Гамсун в своих лекциях тридцать шесть раз в различных местах Норвегии в течение 1891 года. Но что из этого? Обвинения в шарлатанстве и нечистоплотности звучали из уст критиков и в Норвегии, и в Дании.

В конце сентября 1892 года Гамсун добрался до Самсё. Шрамы на лице стали заживать, чего нельзя сказать о ранах, которые нанес ему редактор Улав Томессен, назвав его шарлатаном. Теперь он был готов нарушить свое обещание — не собирался подтверждать невиновность Гамсуна в плагиате. В течение последующих месяцев писатель был озабочен тем, чтобы избавиться от душевной коросты. В следующей своей книге он вывел в качестве главного героя — редактора, персонаж, поразительно напоминавший Улава Томессена. Таким образом обидчик был выставлен на посмешище.

Издатели должны были по его просьбе изо всех сил форсировать выход в свет его нового произведения. Роман «Редактор Люнге» должен был произвести фурор, стать предостережением политикам перед выборами в парламент и обещал быть горячим, как адское пламя.

Речь шла о том, чтобы разоблачить держащих нос по ветру редакторов типа Томессена и ангажированного поэта Бьёрнсона, на которых было совершенно невозможно положиться в решении важнейшего политического вопроса: оставаться Норвегии в унии со Швецией или бороться за полную самостоятельность {26} 26 Согласно Кильскому мирному договору 1814 года датский король Фредерик VI передал бразды правления Норвегией шведскому королю. Уния со Швецией просуществовала до 1905 года. Расторжению предшествовали референдум и широкие общественные дебаты. [104] Гамсун — Каролине Нерос, вероятно, декабрь 1892, и Филипсену от 13.02.1893. .

Томессен назвал Гамсуна шарлатаном после того, как стал стремиться завоевать расположение Ибсена. Перед самым Рождеством сфинкс выпустил в свет «Строителя Сольнеса». Одной из ключевых сцен в этой драме является та, что происходит в первом акте, это разговор о страхе Сольнеса остаться не у дел, о возможном резком повороте в его жизни. Когда же доктор спрашивает, откуда может прийти опасность, Сольнес решительно заявляет: «Юность все перевернет!» [105] Намек на это заключен в следующей цитате из «Строителя Сольнеса»: «Поворот наступит. Я предчувствую это. И скоро. Тот ли, другой явится и потребует: прочь с дороги! А за ним ринутся все остальные с криками и угрозами: дорогу, дорогу, место нам! Помяни мое слово, доктор. В один прекрасный день явится сюда юность и постучится в дверь» Ибсен Г. Собрание сочинений. М: Искусство, 1958. Т. 4. С. 211.

Этот невозмутимый Ибсен оказался не таким уж безразличным к нападкам бунтовщика Гамсуна.

Зимой 1893 года, сразу же после Рождества, Гамсун был приглашен выступить в Студенческом обществе в Копенгагене, где у него появилась новая возможность вцепиться в Ибсена. Теперь у него было больше оснований для уверенности в себе, так как многие критики стали все чаще прислушиваться к его мнению. Теперь их стали посещать сомнения по поводу прежней трактовки содержания «Строителя Сольнеса».

Во время лекционного турне за полгода до этого Кнут Гамсун отринул идею дискуссий в конце его выступлений. И сейчас он так же твердо стоял на том же. У Гамсуна был горький опыт общения в буржуазных копенгагенских гостиных, он прекрасно понимал, как нелегко будет ему отстаивать свое мнение в словесных дуэлях с высокообразованными противниками.

Перед самой Пасхой Гамсун выступил перед именитой публикой, среди которой был и Георг Брандес. В течение получаса этот знаток ибсеновского творчества был свидетелем того, как лектор пытался шаг за шагом «развенчать миф» о гениальности Ибсена. В течение двух десятилетий Ибсен якобы внушал всем веру в свою проницательность. «Подобный грубый обман даже, трудно себе вообразить», — разражался обвинениями Гамсун [106] Рукописный текст «Немного о литературе» в NBO. .

Несколько раз его речь прерывалась взрывами аплодисментов. Очень довольный собой, Гамсун уже собрался было покинуть помещение, но тут слово взял Георг Брандес. С той же невозмутимостью, с которой он в свое время рассыпался в похвалах в адрес молодого орла по поводу рассуждений того об Америке, теперь он в течение нескольких минут разнес его же в пух и прах. Гамсун попытался было дать ему отпор. Он расположился прямо напротив Брандеса и резко возразил уважаемому доктору филологии, что его родной брат совсем по-иному истолковывает пьесу «Строитель Сольнес», но не осмелился продолжать, когда Брандес резко оборвал его: «Ну и что из того?» Зал взревел, и наш лектор счел за благо ретироваться [107] Гамсун затрагивает этот неприятный эпизод в письме к Брандесу от 24.12.1898. .