Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель

От Марии Гамсун требовал восхищения, а она не могла его выразить. Когда она впервые приехала в Нёрхольм, перед ней открылся следующий вид: осенний пожар листвы на фоне серых скал, вдали — море, встречающееся с небом. Прекрасные линии пейзажа и строений. Она взобралась на холм, поросший кустарником. Отсюда было хорошо видно море, но это не тронуло ее, как он ни надеялся. Она выросла во внутренней части страны, и здесь ничто не напоминало ей бесконечных лесных массивов, к которым она привыкла с детства. Она оказалась в краю великанов, повсюду была гористая местность и такие огромные камни, которые человеку не по плечу сдвинуть с места. Когда в один прекрасный ноябрьский день они приехали сюда со своей поклажей, то обнаружили, как катастрофически плохо они подготовились к переезду. Оказалось, что в доме нет ни электричества, ни водопровода, и никто не хотел брать вину за этот просчет на себя. Они не привезли с собой ни единой керосиновой лампы. Пришлось зажечь множество свечей. Но, очевидно, во всей южной Норвегии не нашлось бы достаточно свечей, чтобы осветить это воронье гнездо [259] Мария Гамсун подробно описывает свое первое впечатление от Нёрхольма и день переезда туда. См. Мария Гамсун «Радуга». .

Вскоре у Гамсуна оказалось одиннадцать человек прислуги и работников. Выплаты за усадьбу, долги, счета — за все это надо платить из денег, которые еще не были заработаны. Гамсун начал производить переустройство усадьбы, которое впоследствии будет беспрерывно продолжаться в течение двадцати двух лет: перепланировка всех существующих строений и строительство новых, многократное обновление стада, экспериментальные посадки, широкомасштабное освоение новых земель и лесопосадки, строительство ограждений, благоустройство сада, строительство дорог длиной в несколько километров, пристани и нескольких мостов.

Фру Гамсун как среди соседей, так и среди работающих в усадьбе сразу же приобрела репутацию хозяйки демократичной, лишенной жеманства, державшей себя со всеми на равных. А когда спрашивали о хозяине, всякий задумывался. Тот бывал порой любезен, а то вдруг вспылит из-за сущего пустяка. Гамсун тщательно следил за тем, чтобы каждый отрабатывал положенное время.

Доставалось тому, кто пытался приписать себе лишний час работы или скрывал прогул. И в то же время многие могли рассказать, что, когда приходило время расчета за неделю, хозяин порой мог проявить большую щедрость.

Все быстро усвоили, что никогда не стоит обращаться непосредственно к хозяину, гораздо лучше обратиться к нему через хозяйку или домашнюю прислугу. Он не скрывал, что кто-то из работников нравится ему гораздо больше, чем другой. Хотя его симпатии и антипатии понять было не так-то просто. В чем-то он бывал наивен, а порой в самых неожиданных вещах оказывался пугающе проницателен. Он был горазд на обещания, но не всегда спешил с их исполнением. Те, кто осмеливался задать робкий вопрос, дескать, когда же и как — получали уклончивый ответ. Многим доводилось видеть, как хозяин доставал из кармана карандаш и бумагу и, отойдя в сторону, начинал что-то записывать. Одни считали, что он плохо слышит, другие — что он просто делает вид. Все были едины в том, что он говорит, как пишет, а те, кому доводилось слышать речи датского принца, который стал королем Норвегии, утверждали, что манера Гамсуна напоминала манеру Его Величества.

«У Гамсуна такие красивые дети», — вздыхали женщины.

Старший из детей, Туре, которому было шесть лет, быстро нашел себе друзей в соседних усадьбах, куда он часто ходил, стараясь под любым предлогом не брать с собой младшего братишку. Туре очень смачно говорил и на северном диалекте, диалекте тех мест, откуда они только что приехали, и на эстландском, в связи с происхождением родителей, в то время как братишка оказался горазд схватывать местные крепкие словечки. И стоило Туре потерять братишку из поля зрения, как тот тут же с удовольствием начинал активно общаться с рабочими, вполне находя с ними общий язык.

Трехлетняя Эллинор и полугодовалая Сесилия пока оставались всегда с мамой и нянями. Уже через месяц оказалось, что расходы на преобразования в усадьбе составили 10 346 крон и 56 эре [260] Чековые книжки и письма из банков и издательства «Гюльдендаль», HPA-NBO. . Эта сумма соответствовала годовому жалованью рабочего в течение пяти лет. Никогда еще связь между чековыми книжками Гамсуна и его книгами не была столь тесной, как этой ранней зимой 1918 года.

Если бы он продолжал жить в Нурланне или захотел осесть в Ларвике, то семье вполне хватало бы доходов с предыдущих книг. Теперь же это было невозможно. Пятидесятидевятилетнему писателю теперь уже никак нельзя было расслабиться.

Кнут Гамсун взялся обихаживать свой «рай земной» на рубеже 1918–1919 годов, как раз в то время, когда Великобритания и Франция начали переделывать Европу на свой лад.

Прежняя симпатия Норвегии к Германии постепенно была разбита в пух и прах в связи с беспрецедентным случаем нападения немецкой подводной лодки на норвежское торговое судно, которое шло под флагом нейтральной страны. Новый владелец Нёрхольма рассказывал всем, что он плакал из-за глупого поведения своих соотечественников, которые радовались тому, что Англия снова стала владычицей всех морей. «Как неразумные дети», — саркастически ухмылялся он [261] Гамсун — Нильсу Кьяру, середина ноября 1918 года. Гамсун — Кёнигу от 19.11.1918. .

Гамсун проиграл свою первую войну.

На седьмой день наступившего нового года — известие о смерти. Умерла его восьмидесятидевятилетняя мать.

Это она произвела на свет своего прославленного сына и в значительной степени сформировала его личность. Но его собственная жизнь, несмотря весь блеск и величие, почти никак не повлияла на жизнь его родителей. Он им помогал, но не стремился изменить их жизнь. Впрочем, они и сами к этому не очень стремились. Он помогал им так, как богатые помогают бедным, так, чтобы те могли чуть-чуть улучшить свое существование, позволить себе пить более дорогой кофе, имели возможность чаще есть покупной хлеб, приобретать новую скатерть, шелковую шаль и брошь на выход… Далее их фантазия не простиралась, у них не было никакой склонности к расточительности, даже в мечтах. Самое главное, что дал им сын, — это уверенность, что им никогда не придется жить на содержании прихода.

В связи с сообщением о смерти из Нёрхольма был послан ответ, что никто не сможет принять участие в похоронах. В тот день, когда он получил сообщение о смерти матери, он вдруг обнаружил у себя дома деревянную игрушку, знакомую ему со времени жизни на Хамарёе. Это была вырезанная из дерева фигурка крестьянина, восседавшего на возу и управлявшего лошадью с помощью вожжей. Благодаря веревочной системе крестьянин шевелил руками, а лошадка перебирала ногами, как будто она бежала. Игрушка оказалась поломанной. Гамсун взял ее, тщательно упаковал и с приложением нескольких банкнот и письма отправил мастеру, изготовившему эту игрушку, на Хамарёй. В письме он настоятельно просил мастера восстановить ее и отослать назад. А здесь он сам выкрасит ее так, что игрушка станет совсем как новая.