Ингар Коллоен - Гамсун. Мечтатель и завоеватель

Гамсун много раз насмехался над Ибсеном, который любил всегда выглядеть загадочным и путем разных хитроумных слухов и публикаций в газетах умел вызвать интерес к своим еще не вышедшим произведениям. А теперь он делал то же самое.

И уже вскоре в шведской «Дагенс Нюхетер», так же как и в норвежской «Афтенпостен», датской «Политикен» и других скандинавских газетах, появилась статья «Нобелевским лауреатом в этом году станет Кнут Гамсун!». При этом «Дагенс Нюхетер» сообщала, что информация получена из хорошо информированного источника [279] Рассуждения и домыслы вокруг Гамсуна как претендента на Нобелевскую премию в шведской «Дагенс Нюхетер» от 16.09.1920. .

Наконец совершенно измученный Гамсун закончил свой роман. Он наверстал упущенное. Роман «Женщины у колодца» должен был выйти одновременно в Кристиании, Копенгагене и Стокгольме к 10 ноября. Цена экземпляра — 19 крон, что почти равняется недельному жалованью горничной.

Издатель Гамсуна Кёниг говорил всем, что не удивлен тем, что Гамсун чувствует себя таким утомленным, ведь за последние семь лет он написал 109 авторских листов, что соответствует написанию в среднем одной привычной для всех по объему книги в год. Творческие достижения Гамсуна и ритм творческой работы достойны восхищения, в таком ключе высказался Кёниг.

Его издательство только что сдало в печать первый тираж книги «Женщины у колодца», 14 тысяч экземпляров, в то время как от книготорговцев поступил сигнал о том, что спрос на книгу поистине велик.

Рецензенты проявляли не меньший интерес к новому роману Гамсуна, написанному после «Плодов земли». Первые рецензии должны были появиться в печати 11 ноября.

И вот они появились. «Жизнелюбивая и одновременно язвительная и горькая книга», — написал автор в целом хвалебной рецензии в «Афтенпостен». Швед Йон Ландквист, который за три года до этого написал книгу о Гамсуне, высказался весьма недвусмысленно. Психолог и литературовед, он увидел совершенно отчетливую связь между стремлением писателя наделить некими садомазохистскими чертами своих прежних героев — странников и бродяг — и его теперешним интересом к психологии инвалида. Некоторые критики морщили нос по поводу темы и идеи романа, другие шептали о том, что «железо» писателя, как он писал в романе «Странник играет под сурдинку», когда-то было раскаленным докрасна, а теперь почти остыло [280] О романе «Женщины у колодца» Кристиан Эльстер в норвежской «Афтенпостен» от 11.11.1920; Свен Ланге в датской «Политикен» от 20.11.1920; Хеннинг Кёллер в датской «Политикен» от 11.11.1920 и Йон Ландквист в шведской «Стокгольм-Тиднинген» от 16.11.1920. .

На следующий день на страницах всех скандинавских и немецких газет появились материалы о Гамсуне — нобелевском лауреате.

Первым позвонил в Нёрхольм (тогда туда еще не доставлялись газеты) редактор местной газеты, выходившей в Гримстаде. Он поздравил Марию и спросил о реакции самого лауреата на известие о присуждении ему премии.

Разве им не сообщили непосредственно из Швеции?

— Нет.

Оба — и редактор, и жена Гамсуна — были согласны в том, что Гамсуна официально известят позднее.

Как и во всякий другой день, Гамсун сидел за завтраком в полном одиночестве за красиво накрытым столом в столовой.

Мария множество раз играла ту самую роль, которая фигурирует в пьесах Ибсена и других драматургов, — когда старая или молодая горничная входит в комнату на сцене иногда справа, а иногда слева, объявляет о каком-то событии и тут же покидает сценическую площадку.

В этот раз Мария забыла все то, чему ее обучали Ибсен и другие драматурги. Ведь она была так счастлива.

— Эта премия ничего не меняет в нашей жизни, — произнес Гамсун, не прекращая жевать.

Мария не сдавалась:

— Но ведь это почетно, Кнут!

И тут лицо его потемнело, и он рявкнул:

— Так ты что, считаешь, что мне и без этого не оказывают достаточно чести?! [281] Мария Гамсун «Радуга». Тексты всех поздравлений — HPA-NBO.

На столе в Нёрхольме росла пачка телеграмм и писем. То же самое можно сказать и о пачках банкнот. Кёниг тут же начал заниматься подготовкой нового издания собрания сочинений в 12 томах, гонорар за которое составил 140 000 крон. Эта сумма соответствовала годовому жалованью двенадцати высокооплачиваемых сотрудников государственных административных органов. Приблизительно такую же сумму Гамсун должен был получить в Стокгольме 10 декабря. Таким образом, еще до наступления нового года он мог избавиться от всех долгов. При этом в некоторых панегирических статьях замечали, что читатели всего цивилизованного мира навсегда останутся в долгу у писателя.

На этот раз мнение Шведской академии было вполне единодушным. Правда, в таких странах, как Франция и Англия, кое-кто высокомерно кривил губы и вопрошал: «А кто такой, собственно говоря, этот Кнут Гамсун?» Но в Германии и скандинавских странах шум аплодисментов был поистине оглушительным.

У Гамсуна все больше и больше нарастал внутренний протест против поездки в Стокгольм.

Разве это не он называл возвеличивание всякого творчества и самого писателя откровенным обманом? И что же, теперь самому выступить живым подтверждением собственного тезиса о том, как отвратительна старость, насколько немощные, находящиеся на краю могилы старики не заслуживают почестей? Продемонстрировать собственным примером, какими жалкими и смехотворными выглядят польстившиеся на высокие почести старцы, даже самые сильные и здоровые из них?

Ведь не кто иной, как он, в своей лекции «О преувеличении роли писателя и художественного творчества» утверждал: «…книги, написанные стариками — это книги, которые накорябаны трясущимися руками, сочиненные в состоянии прострации» [282] Гамсун в лекции «Против преувеличения роли поэзии и поэтов», с которой он выступил в норвежском Студенческом обществе 30.01.1897, опубликовано в норвежской «Афтенпостен» от 7.02.1897. .

И что же такое, Господи помилуй, он скажет там всем? Он, который доказывал, что творческие натуры — это мятежные души, шарманщики, беспаспортные бродяги, а отнюдь не те, кто имеет постоянное местожительство, платит налоги или пытается своим талантом заработать.

Это что же, он наденет на себя фрак и будет раскланиваться направо и налево?! Он, который говорил, что подобное восхищение стариками являет собой приторное помпезное зрелище, которое губит здоровый скептицизм молодежи!..

Годы давно забрали его молодость. Но подождите… Годы также принесли ему новую молодость. А что, если ему привезти с собой в Стокгольм свою восемнадцатилетнюю дочь?

Виктория поблагодарила, но отказалась.