Раиса Кузнецова - Унесенные за горизонт

Несколько человек, в их числе и рекомендовавший меня в партию «главлитчик» Резников, большевик с 1904 года, выступили с осуждением моего «неправильного» поведения, упирая на то, что я не понимаю, как следует вести себя партийному человеку в подобных обстоятельствах.

Лицемеры! Они ведь не хуже моего знали, что большинство так называемых «врагов народа» таковыми не являются. Но требовали, чтобы я признала свою ошибку, покаялась, отреклась от друзей, и тогда меня «простят» и позволят войти в ряды партии. Но я не могла сделать этого, хотя понимала, насколько простой и легкий путь мне предлагался. И пошла напролом.

― Нет, я понимаю свое поведение как наиболее правильное для коммуниста, члена партии! ― такими словами я начала речь в свою защиту.

Заметила, как все переглянулись, зашептались, но продолжила:

― Вы имеете в виду мою непрерывную многолетнюю дружбу с Сухотиной и Менджерицкой! Но тот факт, что их оставили работать в нашем коллективе, хотя из предосторожности и перевели на техническую работу, свидетельствует, что лично их ни в чем не обвиняют. Теперь представьте их положение и настроение, если их мужья действительно окажутся «врагами народа»...

Тут меня кто-то прервал:

― То есть как это «окажутся»? Выбирайте выражения! Они же арестованы как «враги народа»!

― Извините, но факт ареста еще не есть доказательство вины, ее еще предстоит доказать в ходе следствия и судебного разбирательства, ― огрызнулась я, хотя прекрасно знала, что теперь практически нет ни следствия, ни судов. ― Итак, о настроении этих женщин. Если подтвердится, что они были близкими людьми «врагов народа», разве не должны мы быть рядом, чтобы помочь им пережить это тяжелое горе, чтобы кто-то не воспользовался их настроением и не перевел из лояльных членов общества в стан врагов? А если их мужья окажутся невиновными?

― Рая, что ты говоришь! ― попытался остановить меня Резников.

― Нет, почему же? Все может быть, ― продолжала я. ― Какое тогда настроение будет царить в этих семьях, если мы сегодня не подготовим их к такому повороту дела? Не попадут ли они под чуждые нам влияния? Нет, мы должны быть рядом, чтобы наши советские люди не попадали в сети врагов, а это может произойти, если мы от них отступимся!

― Вы слышите, как она рассуждает! ― воскликнул Сорокин и потребовал от меня говорить медленнее, чтобы как можно точнее записать слова в протокол.

Повисла тяжелая пауза. Я чувствовала, как колотится сердце ― казалось, его частые удары слышны и в зале.

― Я думаю, Раиса Харитоновна, ― наконец сказал Сорокин, увидев, что все мои слова запротоколированы, ― в партию с вашими, так сказать, мыслями, вам вступать еще рано.

Он бросил на стол карандаш с такой силой, что тот подпрыгнул и упал на пол.

― Нет, почему же, пожалуй, она права, ― неожиданно возразил Резников. ― Надо и нам серьезно обо всем этом подумать. Я свою рекомендацию не снимаю. Предлагаю голосовать!

И что же? Кроме Сорокина и Цыганкова, все проголосовали за то, чтобы принять меня в кандидаты, теперь уже не с двухлетним стажем, а с годовым, согласно новому уставу, который незадолго перед этим был принят XVIII съездом.

Потерпевший фиаско Сорокин попытался «отыграться» на райкоме. На заседании он заявил, что, по его мнению, собрание не разобралось в моих ошибочных взглядах на отношения с родственниками «врагов народа», и потому с результатами голосования он не согласен. Секретарь райкома прервал его:

― Запись выступления товарища Нечепуренко у вас имеется? Зачитайте!

Сорокин подчинился. Когда он закончил чтение протокола, воцарилось молчание. И вдруг секретарь райкома, хлопнув ладонью по столу, привстал и произнес:

― А что, товарищи, ведь она права! Будем голосовать!

И все дружно подняли руки за мой прием в партию...

С той поры я как будто очнулась, бодрость и уверенность появились во мне. И сразу занялась давно мучившим меня вопросом ― решила, наконец, узнать правду о гибели Ароси. Обратилась в центральное ГАИ на Петровку, но там мне отказали:

― Дело прекращено за отсутствием состава преступления.

Протокол, составленный милицией на месте происшествия, прочитать не дали. Отказались также сообщить, кому принадлежала автомашина, из чего я поняла, что она, несомненно, была не частной. Тогда ― только для того, чтобы установить истину и виновника ― я подала заявление в нарсуд с просьбой взыскать с этой неизвестной организации алименты на содержание моих детей, в порядке регрессного иска, по статье, определяющей ответственность организации или лица, «владеющего агрегатом повышенной опасности», к которым был также причислен и автомобиль.

Судья ― женщина ― близко приняла к сердцу мои доводы и согласилась дать делу «ход», затребовав из ГАИ протокол происшествия. Через неделю ей позвонили из прокуратуры и попросили немедленно прислать мое заявление.

― Пока подождем, ― сказала судья, ― но если будут задерживать долго, я сама приму меры.

Однако прокуратура довольно быстро вернула дело вместе с протоколом ГАИ. Из него следовало, что автомашина принадлежала транспортному управлению ЦК партии и в ней ехал секретарь ЦК партии А. А. Андреев с сопровождающими его лицами.

Мои друзья, узнав, что я собралась судиться «с самим ЦК», пришли в ужас. Повсеместные аресты не прекращались, и мне пророчили такую же будущность. Но меня уже ничто не могло остановить. На присуждение алиментов не рассчитывала, мне важно было сорвать завесу «таинственности», которой окружило это дело ГАИ.

На судебный процесс вызвали шофера и других лиц, находившихся в машине в момент трагедии. Неожиданно все свидетели повели себя довольно доброжелательно. Они, правда, всячески выгораживали шофера, хотя его к уголовной ответственности пока не привлекали, говорили, что он принял все меры для предотвращения наезда, но машина пошла «юзом» и ударила багажником человека, переходившего в этот момент перекресток. Он упал плашмя, шапка отлетела, лежал без сознания, и в таком состоянии они на руках отнесли его в больницу, которая находилась рядом.

Было признано десять процентов вины потерпевшего, а потому суд вынес решение присудить мне четыреста двадцать пять рублей алиментов, вместо четырехсот пятидесяти, которые я просила, исходя из среднего заработка погибшего. От привлечения шофера к уголовной ответственности я отказалась, узнав, что у него трое малолетних детей...

Таким образом, все страхи моих друзей оказались необоснованными, я осталась на свободе.

― Это потому, ― говорили они мне, ― что у тебя дети.

Возможно!..

Тираж отпечатали, нужно было срочно рассылать инструкцию, как вдруг вызывает меня вконец расстроенный директор издательства: