Аза Тахо-Годи - Жизнь и судьба: Воспоминания

В этом городе 3 ноября 1907 года и родился В. Н. Щелкачев (он скончался 13 апреля 2005 года на 90-м году) из семьи военных (внук генерала, сын полковника). В трудные и смутные времена родители переехали в Пятигорск, а в 1920 году вернулись во Владикавказ. Владимир Николаевич мальчиком тринадцати лет поступил в промышленно-экономический техникум и проучился в нем два года, хотя в Пятигорске уже имел гимназическое образование. В техникуме читали лекции профессора и доценты — из голодных столиц ехали на юг известные ученые, тем более что во Владикавказе уже открыли Сельскохозяйственный институт, где и преподавала столичная профессура. Все те же самые одновременно для заработка преподавали и в техникуме, где учился юный Щелкачев. Он вспоминает с благодарностью профессора Владимира Федоровича Раздорского, который читал геологию и палеонтологию, имел два высших образования. Владимир Николаевич пишет в своих записках о Раздорском как о ботанике, проводившем опыты с растениями, и как о прекрасном педагоге. Но Владимир Николаевич не знал, что профессор Раздорский уже в это время был европейски знаменит своими работами по архитектонике растений, а главное, это двоюродный брат моей мамы Нины Петровны Семеновой. Как удивительно сплетались жизненные пути владикавказцев! Ведь еще до моего рождения В. Н. Щелкачев, совсем юный, учился у моего дорогого дяди Володи.

После двух лет обучения в техникуме Владимир Николаевич поступил в выпускные классы так называемой совтрудшколы № 5, которые он и кончил, получив аттестат зрелости. Эта пятая школа в прошлом была классической гимназией, и ее закончили мой отец (в 1912 году) и мой дядя Сергей Петрович Семенов. В этой школе училась и я с 1937 по 1940 год. Вот и еще одна точка пересечения школьной жизни у нас с Владимиром Николаевичем — он в начале 1920-х годов, а я в конце 1930-х — в одной и той же школе.

А познакомилась я лично с Владимиром Николаевичем в Звенигороде, в 1951 году, где на даче по рекомендации Веры Архиповны, супруги Владимира Николаевича, поселились на лето Лосевы, а я их навещала, приезжая из Москвы. Владимир Николаевич сам рассказал о нашем знакомстве на международной научной конференции, посвященной памяти А. Ф. Лосева (доклад его напечатан в сборнике «Образ мира: структура и целое». М., 1999). В своем выступлении он вспомнил обо мне, девушке в белом платье, которую Лосевы представили как своего ближайшего друга и помощницу Алексея Федоровича. Действительно, на мне было легкое белое маркизетовое платье, сшитое много лет тому назад, еще в 1930-е годы, когда наша семья жила в Москве вполне благополучно, то есть до 1937 года. Так обычно мы и в дальнейшем с Владимиром Николаевичем, оба уже зрелые люди, всегда с улыбкой вспоминали о девушке в белом. И Владимир Николаевич узнал в конце концов о наших общих владикавказских корнях.

Еще не зная Владимира Николаевича лично, я слышала о нем и о его друге, математике Пете Черемухине, о знаменитых математиках, которых со студенческих лет знал Владимир Николаевич, — академике Николае Николаевиче Лузине, почетном члене Академии наук Дмитрии Федоровиче Егорове, профессоре Сергее Павловиче Финикове (его я встречала, когда он приходил в гости к Лосевым на Арбат). Владимир Николаевич подчеркивал, что у этих с европейским именем ученых и у Алексея Федоровича были не просто общие математические интересы, они были глубоко верующие, православные люди.

Недаром замечательное имяславское исповедание веры подписали Дмитрий Егоров, профессор Московского университета, Алексей Лосев, Николай Бухгольц, да и Николай Соловьев, тоже математик-имяславец.

Вот у этого Николая Михайловича Соловьева студент III или IV курса математического отделения физмата МГУ Владимир Щелкачев и встретил в гостях Алексея Федоровича и Валентину Михайловну Лосевых. Н. М. Соловьев — ревностный имяславец, тоже входил в круг Лосевых и Егорова. В своем выступлении «Из воспоминаний о Лосеве и его деятельности» на уже упомянутой конференции (с. 21) Владимир Николаевич вспоминает не очень точно о времени встречи: то ли это был 1927-й, то ли 1928 год. Могу точно сказать, что поскольку Н. М. Соловьев скончался 17 ноября 1927 года [302], встреча студента Щелкачева с Лосевыми состоялась в 1927 году до 17 ноября. Если же Владимир Николаевич поступил в МГУ в 1923 году, то значит, в 1927 году он студент IV курса.

Однако юный студент, оказывается, уже был наслышан об А. Ф. Лосеве «как об исключительно широко эрудированном философе». «Знал я, — продолжает Владимир Николаевич, — о научных связях А. Ф. Лосева с моими учителями, университетскими профессорами — Н. Н. Лузиным, Д. Ф. Егоровым… Известная для меня (через Н. М. Соловьева) близость мировоззрения этих математиков с А. Ф. Лосевым мне очень импонировала». Владимир Николаевич вспоминает, что в гостях у Соловьева зашел с Алексеем Федоровичем разговор о его книгах. В 1927 году из «восьмикнижия» вышло еще только четыре книги: «Философия имени», «Античный космос и современная наука», «Музыка как предмет логики» и «Диалектика художественной формы». Студент внимательно слушал беседу Лосевых и Соловьева, но, как вспоминает Владимир Николаевич, ему «стало совершенно очевидно, что А. Ф. Лосев не только философ, но и специалист по истории философии, филологии, лингвистике, музыковедению» (там же). Вот так и состоялось первое знакомство А. Ф. Лосева и студента Владимира Щелкачева.

Прошло три года, и начались аресты людей верующих, церковных и в первую очередь тех, кто входил в круг имяславцев, ревнителей Имени Божия. 18 апреля 1930 года в Страстную пятницу арестовали Лосева. В июне, 5-го числа, Валентину Михайловну, в ночь на 10 октября — Владимира Щелкачева (аспиранта). В распределительной камере на Лубянке он встретил только что привезенного туда же Д. Ф. Егорова. Это была первая и последняя встреча профессора и его бывшего студента не в университетской аудитории. Всех арестованных обвиняли как участников контрреволюционной церковно-монархической организации, которой никогда не существовало, но чекисты Лубянки сооружали контрреволюционные организации любого образца. Следствие завершилось в сентябре, и тогда же объявили приговоры осужденным: Лосеву дали десять лет, его супруге — пять. Д. Ф. Егорову пять лет лагерей заменили ссылкой в Казань на пять лет (якобы он мог там преподавать в университете, вот уж лицемерие), но он там вскоре скончался. Владимиру Щелкачеву три года лагерей заменили высылкой в Казахстан (он попал в Алма-Ату).

Как рассказывал нам с Алексеем Федоровичем Владимир Николаевич, в конце 1940-х годов он, приехав в Казань, посетил Арское кладбище, нашел там могилу своего учителя рядом с могилой великого Лобачевского и привел могилу Дмитрия Федоровича в порядок. И памятник, и надпись на нем: «Почетный член Российской академии наук» — Владимир Николаевич видел в совсем другие, поздние времена, насколько помню по его рассказу, чуть ли не в один из последних приездов на важную научную конференцию в Казанский университет.