Аза Тахо-Годи - Жизнь и судьба: Воспоминания

См. письмо А. С. Пушкина к жене, Н. Н. Пушкиной от 18 мая 1836 года.

См. публикации П. В. Флоренского в сб.: Мысль и жизнь. К 100-летию со дня рождения А. Ф. Лосева. Уфа, 1993. С. 40–50; а также: София. Альманах. Вып. 1. Уфа, 2005. С. 42–46.

См. публикацию: Флоренский П. Ф., Половинкин С. М., Шутова Т. А. Из беседы, состоявшейся 16 марта 1984 г. В том же сборнике, с. 35–39 (интереснейшая запись беседы С. С. Аверинцева и Лосева). См. также: София. Вып. 1. 2005.

См. сборник «Контекст». М., 1990. С. 6–24.

См. тот же сборник «Контекст». С. 13–17. Следует сказать, что Павел Васильевич замечательно записывал за А. Ф. с необыкновенной быстротой, часто на белых бумажных салфетках. Так он записал воспоминания А. Ф. о докладе отца Павла «Магия слова» в 1919–1920 годах в РФО памяти Вл. Соловьева. Запись эта потом вошла в один из томов сочинений Флоренского (изд-во «Мысль»).

См. его двухтомник: Tatarkiewicz W. Т. I: Estetyka Starożytna. Т. II: Estetyka sredniowieczna. Wroclaw; Warszawa; Krakow.

Недавно мне стали известны воспоминания А. Г. Спиркина под названием «Ровесник советской власти» (литзапись Анны Тоом. Вестник. № 12, 17. 1997), где одна глава называется «Дача в „Отдыхе“». Здесь есть маленькие неточности (например, почему у А. Ф. плохо с глазами — струна скрипки якобы оборвалась и ударила по глазам — фантазия; съезд с докладом Кагановича не XIV, а XVI, в тюрьму попал в 1930 году, а не в 1929-м, стол дубовый на дачу не возили, на юбилеях никогда по церковнославянски речей не произносили, когда А. Ф. поступал в университет, Ключевский уже умер), но это все пустяки — память подвела. Позиция А. Тоом (Техас) правильная. Она ученица А. Г. Психолог. Запись сделана незадолго до 1991 года, когда А. Тоом эмигрировала в США.

Муж К. Г., князь Михаил Петрович Волконский, — потомок М. В. Ломоносова в XI поколении (1891–1961). После 1917 года эмигрировал. В 1945 году семья вернулась в СССР. Всех выслали, но как потомков декабристов не в Сибирь, а в бывшее имение Романовку. Затем Тамбов (он и жена — учителя) и, наконец, Москва. За границей князь пел, конечно под псевдонимом. Кира Георгиевна родилась в 1911 году — скончалась в 1995-м. О родословной потомков М. В. Ломоносова замечательно интересно см.: М. В. Ломоносов. М., 2004 (серия «Русский Mip в лицах»). Не думал Михайло Ломоносов, архангельский мужик, что от его дочери Елены и скромного библиотекаря Санкт-Петербургской Академии пойдет вереница наследников, чья жизнь переплетется со знаменитыми фамилиями России (Раевские, Орловы, Волконские, Бенкендорфы, Яшвили, Кочубеи, Толстые и т. д. и т. п.).

См.: За Христа пострадавшие. Гонения на русскую православную церковь. 1917–1956. Биографический справочник. Кн. 1: А — К. М., 1997.

У меня сохранилась забавная программка 3 марта 2004 года памяти Алексея Федоровича (одного камерного домашнего музыкального вечера, Дегтярный пер.), где Володя значится «доктором Философских наук и членом-корр. РАН» (!). Ее мне передал сам Бибихин со своей ремаркой: «Филосовскому дому, единственному в Москве и в своем роде» (достаточно двусмысленно).

См. полностью: Тахо-Годи Е. А. Не последняя встреча // Бюллетень Библиотеки «Дом А. Ф. Лосева». Вып. 5. М., 2007. С. 66–69.

Речь идет о кончине С. С. Аверинцева, которой предшествовало тяжелейшее состояние (восемь месяцев в коме). С. С. еще раньше грозила смерть, но операция, сделанная в Германии, спасла его и продлила жизнь.

Володя чуть не погиб под колесами электрички. Он расстался со второй женой Ренатой Гальцевой и обрел новую семью с Ольгой Лебедевой, своей ученицей по философскому факультету МГУ.

Я считаю текст, заканчивающийся 1985 годом, более надежным и отвечающим задачам Володи. Текст, относящийся к годам после смерти А. Ф., не имеет отношения к общению А. Ф. и Володи, а иной раз опирается на странные рассказы.

Приведу пример, который через много лет печально завершился. Вл. Бибихину некая Зана Николаевна Половинская 22 июля 1992 года поведала свое детское воспоминание, как Лосев мягкий и любезный свел ее по ступенькам веранды и подтолкнул к качелям. «В доме Лосева парализованная жена и молодая красивая Аза… И, наверное, между ними что-то было. Аза была такая красивая». Жаль мне Володю, что он, напечатав такое признание, оскорблял память А. Ф. и Валентины Михайловны, монаха Андроника и монахини Афанасии (о себе, еще живой, я не говорю). Весь этот рассказ чистейшая выдумка.

Через пятьдесят лет «вспоминает» Зана, дочь нашего друга Николая Павловича Журавлева, который, навестив нас на даче в «Заветах Ильича», захватил с собой из соседнего детского сада четырехлетнюю дочку. В 1949 году в «Заветах» я вообще не жила, а приезжала навестить Лосевых. Валентина Михайловна была совершенно здоровой, и мы вместе занимались хозяйственными делами. Никаких качелей там и помину не было. (Хозяева, Расторгуевы, старики — какие качели? Качели в детском саду, рядом.) Есть столик для занятий под деревом. И откуда у четырехлетнего ребенка такие странные мысли о подозрительных отношениях А. Ф. и красавицы Азы? Знал бы ее отец, с которым у нас были самые дружеские, даже романтические отношения, сгорел бы со стыда. К счастью, его уже нет на свете. Продолжение этого фантастического признания пожилой дамы, да еще с комментариями Володи, имело достаточно драматический характер.

На вечере в «Доме А. Ф. Лосева» 11 января 2005 года, посвященном памяти выдающегося философа В. Ф. Асмуса, присутствовал о. Валентин Асмус со своими прихожанами. Он — известный московский батюшка (закончил у меня классическое отделение). В перерыве ко мне подошла скромная женщина, назвалась Анной Николаевной Журавлевой (как я рада — дочь Николая Павловича!). К сожалению, я не выдержала и сказала о прочитанном мной свидетельстве ее сестры Заны (отец назвал дочь по имени героини известного латышского поэта Яниса Райниса). Анна Николаевна зарыдала, нас окружили, и она, бедная, стала просить меня принять их, обеих сестер, вместе, просила прошения за сестру. Мне еще пришлось ее успокаивать, и сам о. Валентин смутился. В слезах, красная от стыда, рассталась со мной Анна Николаевна. Каково ей было? Думаю, что встреча сестер была нерадостна. Вот как наивно доверять безобидным как будто воспоминаниям. А ведь их будут читать и тоже поверят. Автор солидный.

А вот запись от 29 декабря 1995 года о том, как Аза Алибековна, получив следственное Дело А. Ф., «не захотела мне (то есть Володе. — А. Т.-Г.) его показать». И далее, 14 января 1996 года, опять: «Асмус (о. Валентин. — А. Т.-Г.) не советует даже просить у Азы Алибековны следственное Дело, она не даст его и будет недовольна. Лосев якобы многих оговорил». Здесь о порядках ФСБ полная неосведомленность — следственное Дело хранится в Архиве ФСБ. Его никому не выдают на дом и разрешают ознакомиться в библиотеке архива. У меня никогда его не было, а были только отдельные разрешенные ксерокопированные фрагменты, которые я все поместила в свою книгу «Лосев» (серия «ЖЗЛ», 1997). Зачем, не зная порядков в Архиве ФСБ, бросать тень на Лосева (уже умершего), на о. Валентина (вряд ли он это говорил), да и на меня, якобы что-то скрывающую. Более того, в Архиве ФСБ я была не одна, есть свидетели, вместе со мной сидевшие рядом (например, Геннадий Зверев) и делавшие вместе со мной некоторые выписки. Там же, в библиотеке, делал выписки и протоиерей о. Владимир Воробьев, при мне, из того же общего Дела. Но увы, поистине, что написано пером, не вырубить топором: вырубать не надо. Самое простое — подтверждать свои свидетельства документально. Точности в цитатах, ссылках, сносках, текстах, как положено в нашей классической филологии, меня обучал А. Ф. Лосев. И я всегда следую этому принципу, этому непреложному закону науки.