Аза Тахо-Годи - Жизнь и судьба: Воспоминания

Именно здесь и выяснилось, что скромный учитель математики и завуч нашей школы Николай Евгеньевич Иванов вовсе не просто Ивано́в, а Ива́нов, племянник великого поэта, двоюродный брат Дмитрия Вячеславовича, который обрел в Москве свою родственницу Киру Николаевну. С ней мы встретились и вновь познакомились. Нас связывали прошлая юность и настоящее в лице милого, доброго Дмитрия Вячеславовича.

Выяснились подробности, скрывавшиеся при сталинской диктатуре. Отец Вячеслава Иванова, вдовец, женился, имея двух сыновей от первого брака, на Александре Васильевне Преображенской. Их общим ребенком и был Вячеслав. Два сына Ивана Тихоновича от первого брака были военными, участвовали в 1870-е годы в Русско-турецкой войне, стали генералами, умерли, к счастью, до революции. Детьми одного из них, Евгения, были Николай и Елена. Николай пошел по стопам отца, стал военным. Первая мировая застала его капитаном, он храбро воевал, заслужив три георгиевских креста. В революционные годы с фамилией истинно русской, обладателей коей миллионы, вполне можно затеряться в таком большом городе, как Москва. Штатский человек Николай Евгеньевич Иванов и его сестра Елена Евгеньевна стали обычными учителями в обычной советской школе. Видимо, у Николая Евгеньевича были хорошие организаторские способности, он умело руководил школьным процессом, не претендуя на высокий административный пост.

Сама Кира признается, что узнала о своей родословной только после смерти Сталина и развенчания так называемого культа личности, когда у многих обыкновенных людей вдруг выяснились почтенные родословные, которыми можно гордиться. И конечно, Николай Евгеньевич Иванов, бывший капитан русской армии, опытный военный, сразу стал в первые ряды ополченцев, защитников Москвы. А ведь ополченцы, посланные сражаться почти безоружными — это теперь знает каждый, — погибли первыми, отдав жизнь за родину, которая ничуть не позаботилась о своих защитниках, посылая их на смерть. И не они одни устилали своими телами дорогу к победе Матери-Родины.

А вот хорошая советская школа о своих учениках заботилась, по крайней мере наша, 5-я политехническая. В школе прекрасные залы для отдыха. Они назывались «рекреационными», и мы понимаем это слово. Нам разъяснили: отдыхая, мы снова возрождаемся к учебе, заново «творим» себя. И чтобы еще лучше возрождаться, на большой перемене все классы идут обедать. На первый этаж, в большущий зал, уставленный столами и скамейками, с кафельным полом, кафельными стенами, окошками, откуда официантки в белых передниках выносят подносы с тарелками и где мелькает белый колпак повара. Как умудрялась администрация в полном порядке выводить один за другим классы на обед, не представляю. Правда, это действо длилось не менее часа. И все довольны. Обед настоящий, всегда из трех блюд — первое (суп), второе (котлета и пюре), третье (клюквенный кисель или компот с замечательными горячими пончиками, которые тут же, при нас, вынимают из кипящего масла). Я даю примерное меню. Третье не менялось, а первое и второе разнообразились. Знаю, что наводить порядок приглашали дежурных — родителей. На стене лозунг: «Когда я ем, я глух и нем». Ему никто не следует.

Родители, между прочим, помогают отстающим. Я сама видела, как мама, в черном платье и белом шерстяном платке, давала дополнительные занятия для отстающих уже после окончания классных занятий. Обычно в одном из рекреационных залов, что хорошо видно через стеклянные двери.

В классах назначается дежурный. Он отправляет всех на перемену, открывает форточки, проветривает. Убирают классы и коридоры только «нянечки» в серых халатах. Никакие родители и никакие ученики не моют ни полы, ни окна, как сейчас принято. Наше дело — учиться. И никаких подношений учителям. Ни у кого в голове даже не было таких странных мыслей — задобрить цветами, конфетами, духами, деньгами. И родители, и учителя — совсем не теперешние: сохранялось благородное и чистое отношение к делу, на которое ты поставлен. И мне, дочери человека, который заведовал сектором начальных и средних школ в ЦК ВКП(б) и был заместителем заведующего отдела школ (туда входили и высшие школы), спокойно ставили двойки и тройки по математике, химии или физике. И я не пряталась за спину своего отца.

А сколько забавных наивностей в школе! В младших классах я — санитарный сектор: сумка с красным крестом на плече, проверяю руки и ногти перед началом занятий, слежу за чистотой в классе — иначе зову «нянечку» убирать. Или — нас регулярно водят на врачебный осмотр, прописывают витамины, делают прививки. И я, ученица младших классов, с чувством необычайной важности сообщаю врачу, что делать прививку мне нельзя. В нежнейшем возрасте было воспаление почечной лоханки. Одно это словосочетание «почечная лоханка» повергало меня в недоумение и вместе с тем в состояние какой-то исключительности. Что это за лоханка? (В лоханках, говорят, когда-то стирали в бедных семьях.) Удивляюсь, что врач выслушивает серьезно, что-то пишет и отпускает. Или — в классе раздают анкеты. Мы вообще заполняем их довольно много — говорят, педология. Другое дело — записывать и выучивать «шесть условий товарища Сталина»: мы поставим страну на рельсы индустриализации. Как здорово — рельсы, паровоз, и полетели: «Наш паровоз, вперед лети! В коммуне — остановка. Иного нет у нас пути. В руках у нас винтовка» — это мы бойко распевали, не понимая, что плохо в коммунизм загонять винтовкой. Мы, правда, винтовку боевую в руках не держали — военного дела в наших классах нет, а есть забавный «урок труда», во время которого я никак не могу сколотить скамейку (о слесарных делах я уж и не говорю).

Так вот об анкетах. Последняя анкета выясняет вопрос, как живут школьники. Красная Пресня — район рабочий. Как будто неизвестно, что большинство ютится друг у друга на головах в так называемых коммуналках?! (Вот и загнали винтовкой!) Неужели кому-то из детей помогут? Дадут лишнюю площадь? Известно одно — никогда. Среди вопросов один замечательный: «Есть ли в Вашей квартире клопы?» Именно в «Вашей квартире». Обладателей квартир — единицы. В коммуналках всем понятно, что если клопы заведутся в одном месте, то сколько их ни выводи, они все равно не исчезнут, а скроются в другом. Так, например, бывало в студенческих общежитиях, где я живала. Вижу, как сейчас, свой детский почерк и откровенное признание: «Клопов нету». Попробуй они появиться в нашей квартире! У мамы идеальный порядок, и под нами живут порядочные люди — летчик Сердюк с дочкой Авиетой — новое имя (хорошо, что самолетное, а не «Облигация», например), а еще ниже — дипломат Целлер. Что вы, у нас «клопов нету».

Вообще мы в младших классах забавные. С учителями почти в домашних отношениях. В классе, где учится мой младший брат, ребята не могут выговорить имя учительницы — Маргарита. Тогда она им разрешает называть ее «товарищ Мара». Хорошо, что не «товарищ Марго». А я доверительно сообщаю, подойдя к столу учительницы, рассказывавшей о 9 января 1905 года: «А мой брат родился 9 января». Учительница улыбается довольная, и я довольная сажусь за свою парту второго ряда. Я не понимаю, что мой брат родился 9 января 1919 года, а совсем не 1905-го, да и учительница не собирается уточнять дату рождения. До чего же наивные мы были!