Олег Смыслов - Котовский. Робин Гуд революции

Корпус Котовского на маневрах выступал против 1-го корпуса червонного казачества под командованием В. М. Примакова (условный противник). Это была большая тактическая задача, которую предстояло решить. Что делает Григорий Иванович? Он имитирует на глазах условного противника ложную обстановку, оставляя перед его фронтом небольшую часть корпуса, и в самый решающий момент ночью, скрытно переправляется через Буг. Затем главными силами обходит его и наносит удар в тыл. И корпус Примакова терпит полное поражение.

Перед назначением на должность командира дивизии на комбрига Котовского была написана следующая аттестация: «Комбриг т. Котовский Григорий Иванович — бессарабец, человек незаурядный, с большим революционным стажем, обладающий колоссально сильным характером и железной волей, без всякого военного образования, но интересующийся военным делом и в этом отношении достигает хороших положительных результатов..

Совместная ратная славная служба, руководимая комбригом Котовским и политсоставом, спаяла в одно целое сознательно воспитанных бойцов. Масса верит в несокрушимость Соввласти, любит и уважает товарища Котовского… В моральном отношении бригада стоит высоко…»

Преданность котовцев своему командиру всегда была искренней… Как вспоминал Григорий Шалль, Котовский «за славой не тянулся, более ценил порядок и уважение бойцов. Часто выезжал на передовую, общался с рядовым составом, был заботлив, строг и справедлив».

Он же сохранил в тайниках своей памяти ночную проверку боеготовности: «По эскадронам разносится: проверять будет САМ! Два эскадрона поднимаются по тревоге, получают приказ прибыть в пункт N… Состязание на время — победит тот, кто раньше окажется в N. Один из эскадронов побеждает, но… с подозрительно большим преимуществом. Тут надо сказать, что форма кавалериста состояла много из чего, но шинель укрывала его фигуру полностью. И то ли Котовскому доложили, то ли он сам догадался… короче, комдив приказал победителям снять шинели. Сняли — под ними подштанники да сапоги. Пока второй эскадрон честно одевался по тревоге, первый почти голышом прискакал туда, куда приказано.

Обратно в казарму по приказу Котовского «победители» пошли пешком: в сапогах без портянок! Но ни один боец обиды не высказал».

О секретах всеобщей любви к Котовскому поведал и генерал Н. С. Осликовский: «Чем больше мы общались с Григорием Ивановичем, который оказался очень гостеприимным хозяином, интересным и остроумным собеседником, обаятельным человеком, тем более росли наши симпатии к нему лично и уважение к его таланту полководца. Симпатии, видимо, росли взаимно, потому что кончилось наше общение тем, что Котовский предложил нам, убежденным кавалеристам, остаться в его корпусе. Наши раздумья длились недолго».

Некий Шурка Лукащук (описан в книге Л. Копелева «И сотворил себе кумира») любил рассказывать, как Котовский отбирал себе бойцов: «Наша котовская дивизия была самая славная на всю Украину, на всю Россию, да, може, и на весь свет. Геройская дивизия. Одно слово: непереможна, непобедимая. И скрозь до нашей дивизии шли добровольцы. И городские и сельские. Кто босой, обдертый, голодный. А кто на своем коне со справным седлом, с карабином или шашкой; с той войны сберег или отнял у кого. И еще мешок харчей везет. Григорий Иваныч сам принимал каждого и спрашивач: ты, значит, кто будешь, кто батько, зачем воевать хочешь? И завсегда давал такой последний вопрос: а в бога веруешь? И если кто скажет «верую», то Григорий Иваныч говорил: тогда ты мне неподходящий. Хоть бы какой геройский был с виду, и с конем, и с оружием, — не брал. Иди, говорил, до кого другого. Потому что у меня так: я в людях понимаю. И когда человека узнал, то знаю, шо с него ждать, шо спрашивать. Но если у него Бог есть, то я уже не могу знать, шо ему той Бог прикажет. А у меня в дивизии должен быть один бог — комдив».

Славился Котовский и защитой несправедливо обиженных. И это уже при советской власти. Один случай жена Котовского помнила до конца дней своих: «О человеке, пришедшем за защитой к Грише. С утра был «большой день», т. е. было много работы, много просителей и т. д. Усталый Гриша лег отдохнуть и сказал, что больше сегодня принимать никого не в состоянии.

Вечерело. Меня вызывает ординарец — спрашивает комкора какой-то человек. Я его расспрашиваю, он не хочет ничего сообщить мне; я ему говорю, что тогда он пусть придет с утра назавтра, в ответ: «Значит, такова моя судьба, чему быть не миновать». В его голосе я почувствовала всю обреченность погибающего. Я ввела его в столовую, а сама пошла к Грише, разбудила его и рассказала ему о своем впечатлении. Сказал, чтобы я привела его к нему. Профилактически дала Грише револьвер, привела и сама стою.

Человек просит, чтобы остаться с Гр. Ив. с глазу на глаз, но Гриша заявляет, что это моя жена и верный товарищ, от кот. у него нет никаких тайн. Тогда человек рассказал, что он работал на выбор, должности около Ананьева (исполнял предсельсовета или кем-то). Уполномоченный Чека сошелся с его женой. Чтобы избавиться от него, уполномоченный создал какое-то дело. Он бежал, и его заочно приговорили к расстрелу, тогда заложником взяли его сына. Он был на Донбассе, но подходил срок, и он боялся за сына. Тогда он решился на последнее средство — отдаться в руки Котовского.

Выслушав рассказ, Гриша написал председателю Одесского ГПУ и ночью письмо отправил с курьером, а этого человека оставил у себя в квартире.

Через 2 дня вернулся курьер с ответом: того уполномоченного отдан приказ арестовать; дело назначено к пересмотру.

Спустя несколько дней Гр. Ив. получил для него оправдательный приговор, и человек уже реабилитированный выехал к себе на родину. Это было в начале осени. Через год он приезжал со своей дочкой в гости и привез повозку арбузов в подарок. Когда Гр. Ив. узнал про арбузы, то страшно разозлился, но тот рассказал, как он на своем огороде отвел место, как каждый куст окапывал, каждый день следил, чтобы вырастить отборные арбузы, ибо он узнал, что Гр. Ив. любит арбузы. Он каждый день думает о своем спасителе. Гр. Ив. сдался, а арбузы были все на славу хорошие».

Помогал Григорий Иванович и бывшим своим бойцам, оказавшимся не у дел после демобилизации из армии. Он читал все их письма и никогда не оставался равнодушным.

«Дорогой наш товарищ командир! Я юношей оторван от родной семьи. Николай кровавый угнал меня на ту кровавую бойню, которая была затеяна для наживы капитала, но из этой войны мне удалось выйти живым. Не бросая оружия, я вступил в ряды Красной армии. Это было в 1918 году, это было в тяжелую эпоху, когда наша революция была на краю гибели, когда на нас надвигались темные тучи, когда вихри враждебные веяли над нами. И тогда я поклялся держать крепко в руках оружие, с которым я недавно расстался, то есть 14 января сего года. Когда мы покончили войну с нашими врагами, стали сокращать нас — старых бойцов. Не знаю, чем заняться в этой жизни. Возьмите служить меня обратно или дайте наставление… Пишу Вам, своему командиру, и от Вас надеюсь получить помощь».