Николай Орехов - Робин Гуд - Сережка Лазарев

Такой планеты Олегу никогда еще не попадалось. Планета была до невозможности липкой. Олег едва передвигался, поочередно вытягивая ноги из густого, как смола, пласта черной блестящей грязи. Болото занимало все видимое пространство вокруг, а может быть — и всю планету. Скафандр уже был весь заляпан, руки — по локоть в грязи, и даже обзорное стекло шлема покрылось россыпью маленьких смоляных шариков. Олег оглянулся на ребят они тоже брели с трудом, полусогнувшись. И все это — из-за прошлого урока! Не учесть такой мелочи… А в результате — незачет всей группе и дополнительное занятие по изучению сил поверхностного натяжения. Вот оно — поверхностное натяжение, под ногами! И где они только планету такую откопали? Игровой Полигон называется… Тоже мне, игры!

Рядом протяжно чавкнула грязь, принимая в себя чье-то тело. то был Игорь, который, догнав Олега, хотел, видимо, ткнуть его в бок кулаком, но промазал и не удержался на ногах.

Олег не выдержал и рассмеялся, забыв досаду на преподавателей: так неуклюже барахтался Игорь в громадной грязевой ванне, пытаясь подняться. Э-э-э, нет, так не получится! Поверхностное натяжение, думать надо! Уж если мы подошвы от смолы еле-еле отрываем, то какое же усилие надо приложить, чтобы… так, площадь тела раз в тридцать-сорок больше, чем подошвы… значит — вдвоем, и то с трудом!

Олег наклонился и крепко ухватил Игоря за руку. А еще говорят, что шлем пылевлагоотталкивающий! В маленькую дырочку, которую с трудом Олег протер на обзорном стекле шлема товарища, только и виден был один блестящий глаз.

— Олежка! Что-то придумать надо, времени — в обрез. Скоро семь часов, а до базы еще… Такими темпами обязательно опоздаем.

— А куда спешить?

— Ты что, забыл? В семь же собираемся!..

— Да, в самом деле, — Олег хотел было хлопнуть себя ладонью по лбу, но вовремя сообразил, какой след от пятерни останется на стекле. Он быстро глянул на часы.

— Сорок минут осталось. Пешком ни за что не успеть!

— А тележка?

— По такой-то грязи? Посмотри, у нее и так колеса еле вертятся, подталкивать надо.

Игорь схватил его за плечо.

— Слу-ушай, Олег! А если без колес попробовать? Ну, в режиме амфибии, а?

— Не получится. — Олег с сожалением покачал головой. — У нее грузоподъемность всего сто кэгэ, а нас пятеро. Это верных триста килограммов, в скафандрах-то.

Игорь неожиданно хихикнул.

Олег удивленно и недоверчиво уставился на него, пытаясь рассмотреть в дырочку выражение его лица. Уж не над ним ли смеется, после вчерашнего промаха на занятиях?

— Ты чего? Думаешь, неверно подсчитал? Если я вчера случайно ошибся, так и теперь, да?

— Да нет, Олежка. Это я про амфибию! Теперь у нее не водо, а грязеизмещение! Слушай, ведь грязь, она же тяжелее, чем вода? Если раз в пять, или хотя бы в три, то поднимет, а? Может, попробуем все-таки на амфибии? Открутим колеса!

Минут через пять они уже резали носом амфибии густую черную грязь, крепко держа друг друга за плечи. Грязь беззвучно расступалась перед ними, чтобы так же мгновенно сомкнуться позади. Волн не было, поэтому движение казалось неторопливым. Зато резкие потоки воздуха посрывали с обзорных стекол отчаянно цепляющиеся за них смоляные шарики. Да и база была уже рядом, поднималась из-за черного болота. Амфибия сделала широкий и плавный вираж для захода в эллинг.

— Не получается, — протянул Игорь задумчиво.

— Что — «не получается»?

— Да не может она нас держать, амфибия. Я спросил у ребят, они, оказывается, перед выходом удельный вес этой грязи определили. Ровно один и восемь. Троих амфибия еще бы подняла, но не больше. Я сейчас только сообразил. Нет, не может этого быть.

— Но мы же плывем? — улыбнулся Олег.

— Да, плывем. Но вот почему? Что нас на поверхности держит?

— А чего тут понимать? — торжествующе засмеялся Олег, обняв друга за плечи.

Они плавно вкатывались в эллинг.

— Мы сейчас какую тему проходим по программе? — спросил он Игоря. И сам же ответил: — Поверхностное натяжение! Вот оно нас и держит, согласно всем физическим законам и педагогической программе Игрового Полигона. Так что теперь — успеем!

… — Так, а теперь взять проходящую сквозь пальцы прокаленную кровь трехголового дракона. Трехвалентного, значит, если по-человечески сказать. Валентина, не оборачиваясь, протянула правую руку назад, на ощупь взяла из шершавого фарфорового тигля немного сухой окиси в щепоть. Стряхнув с пальцев, она сбросила оставшееся в стоящую на огне реторту с широким горлом и тут же поспешно отшатнулась. Повалил бурый с черными прожилками дым, а потом чуть ли не в лицо ей выплеснулось темное пламя: и в самом деле, словно драконий язык, готов был лизнуть ее…

Бедные алхимики, никакой техники безопасности! Валентина торопливо захлопнула тяжеленный фолиант в грубом переплете из бычьей кожи с потемневшей от времени металлической застежкой и начертила в воздухе указательным пальцем контуры знака Великого Делания. Подождав, пока знак погаснет, она начертила его еще раз, а потом — еще и еще. Всего — семь раз, на каждый знак по секунде. Реакция в реторте должна идти ровно семь секунд, ни больше и ни меньше…

Потом Валька сняла реторту с огня и выплеснула ее содержимое в стоящий на полу дубовый бочонок, доверху наполненный белой золой. Когда дым осел, Валентина поковырялась в бочонке специальным витым жезлом, изогнутым наподобие кочерги, брезгливо извлекла из золы дурно пахнущую губчатую массу, спекшуюся в комок, и внимательно осмотрела слиток.

— Не-ет, это не философский камень… Совсем непохоже. — Валька пренебрежительно поджала губы и отбросила слиток на кучу шлака.

Где-то она все-таки ошиблась! Повторить крекинг еще раз? Но это верных полтора часа, и коэффициент усвоения знаний Ирина Всеволодовна обязательно снизит. Альберт Великий, Гермес Трисмегист милостивейший, без пятнадцати семь! Мама, опаздываю! А-а, зачетную сумму я все-таки набрала, а дополнительные баллы за творчество по истории химии еще никому не давали… Сгинь, сгинь, сгинь!..

— Тс-с! — Сергей Владимирович отпрянул от двери и нечаянно задел локтем Ирину Всеволодовну. Она ничего не сказала, только утерла бок рукой. Сергей Владимирович виновато на нее посмотрел. Ему вдруг пришло в голову, что сегодня Ирина Всеволодовна выглядит моложе, чем обычно, лет на десять. По крайней мере, такой он ее давно не видел, с институтских времен. Прядь волос задорно выбилась из прически, и в глазах огоньки, что ли? Он тут же поймал себя на том, что давно уже не называет себя иначе, как Сергеем Владимировичем, даже мысленно. Уважительно! А ведь когда-то, совсем недавно, кажется, и он был просто Серегой, Сережкой. И стены эти ему чем-то знакомы, до боли в сердце и глазах.