Юрий Ампилов - На верхней границе фанерозоя (о нашем поколении исследователей недр)

До Шпицбергена было довольно далеко – не меньше 1500 км. Если на карте провести прямую линию от Москвы до этого архипелага, то Мурманск окажется где-то посередине.

Во время работ мы под руководством Сергея Чуранова и Вячеслава Полякова внимательно рассматривали получаемые сейсмические временные разрезы и на двух профилях обнаружили очень крупное структурное поднятие. Волею судьбы спустя двадцать с лишним лет после того рейса и вплоть до сегодняшнего времени эта структура, оказавшаяся впоследствии Штокмановским месторождением, о котором говорит теперь почти весь мир, определяет одно из основных направлений деятельности моей лаборатории. За разработанную нами технологию подготовки запасов, которую мы здесь применили в прошлом году, нашему коллективу присудили первую премию ГАЗПРОМа в области науки и техники за 2006 год.

Однако тогда мы этого еще ничего не знали. Уже после данного рейса в последующие годы на этом участке развернулись интенсивные морские разведочные работы, которые и привели к успеху.

…На полпути до Шпицбергена случился приличный шторм. Как сказали бывалые моряки, его сила составляла около девяти баллов. Спрятаться было негде: что до Мурманска, что до Баренцбурга (поселок на Шпицбергене) было не менее суток хода, В таких случаях, а они нередки в открытом море, экипажу ничего не остается, как «штормоваться». Это означает, что надо развернуться носом на волну, дать самый малый ход. чтобы удерживаться в таком положении и ни в коем случае не стать бортом к волне. И в этом состоянии оставалось только дожидаться, пока шторм стихнет. За пару часов до шторма капитан по судовой трансляции приказал закрепиться в каютах. Следовало все стулья, лампы личные вещи и предметы зафиксировать специальными креплениями или убрать в шкафы. Я как-то сразу не придал этому очень сильного значения, но, когда при маневре судна качнуло так, что я вместе со стулом пролетел от стола до двери каюты и врезался в него, пришлось все соблюсти. Качка разыгралась не на шутку. Все же «Куренцов» не океанский лайнер, а сравнительно небольшое судно водоизмещением 1700 тонн. Мои соседи по каюте, техники-гравиметристы Коля и Толя, были, что называется, в лежку. А у меня, как это ни странно, разыгрался аппетит. В назначенное время обеда в кают-компании не набралось и половины состава: большинство научного персонала плохо переносило такую болтанку. Поэтому можно было спокойно есть за двоих. Технически это было непросто. Чтобы тарелки с едой не летали от качки, на столах были постелены мокрые скатерти, а борщ, который был в этот раз на первое, в тарелку надо было наливать не более половины. Иначе при сильном крене содержимое выливалось бы на стол. К концу обеда даже эти меры перестали помогать. Пришлось его завершить в ускоренном темпе. Изрядно подкрепившись, попросился на капитанский мостик. Ну, я вам скажу, зрелище не для слабонервных. Судно шло навстречу волнам самым малым ходом. Оно медленно взбиралось на гребень волны, а потом стремительно проваливалось вниз, разбивая корпусом следующую набегающую волну. Вспененная от удара вода захлестывала палубы, и казалось, что и весь теплоход находится в этой сплошной бурлящей и шипящей пене. Всё лобовое стекло ходовой рубки при ударе о волну заливал огромный сноп крупных брызг. В этот момент нельзя было разобрать, где небо и где море: все было однородным. Конечно, люки и двери были задраены. И если бы кто оказался в это время на палубе, его легко могло бы смыть, несмотря на имеющиеся бортики и палубные сооружения. Страха не было, присутствовало какое-то любопытство: а что будет, если еще посильнее разыграется?

После того, как волнение уменьшилось до шести-семи баллов, «профессор Куренцов» снова взял курс на Баренцбург. Качка при этом даже увеличилась, став правда бортовой вместо килевой, поскольку встречная волна «била» преимущественно в левый борт.

Проснувшись на следующее утро и выйдя на палубу, мы увидели на горизонте покрытые снегом острые вершины заветного архипелага. Шпицберген в переводе с немецкого означает буквально «острые горы». Норвежцы называют его Свальбард, а русские поморы в стародавние времена величали его Грумант. Сейчас он находится под протекторатом Норвегии, но по специальному соглашению недра Шпицбергена доступны для разработки любому государству. Поскольку кроме каменного угля среднего качества там ничего пока не найдено, а уголь, добытый там и доставленный на Большую землю, становился по себестоимости почти золотым, то никто, кроме Советского Союза, не мог позволить себе тогда такой роскоши. А наша страна держала тогда там своих людей и два убыточных рудника, на всякий случай, думая о стратегических интересах. В двух советских поселках Баренцбург и Пирамида проживали около 2000 человек – шахтеры и обслуживающий их персонал. Норвежцев на Шпицбергене было совсем мало – не более 200 на всех островах вместе. В основном, это сотрудники метеостанции, порта, консульства и немного обслуги.

Была середина сентября – почти самое теплое время: дневная температура воздуха около нуля. Небо было ясное, и на этом фоне вечно покрытые снегом острые белые вершины просто завораживали. Осознание того, что до макушки планеты – Северного полюса – совсем немного, захватывало дух и приятно волновало. Вот он – заветный Грумант! Говорят, кто хоть однажды побывал здесь, того постоянно будет тянуть сюда снова.

Глубоким вечером стали на рейде в Ис-фиорде. Полной темноты в это время еще не наступало, поскольку совсем недавно закончился полярный день, а до полярной ночи оставалось еще несколько недель. На небе уже были видны звезды и месяц, но высокие острые снежные вершины еще слабо светились в лучах недавнего заката. И вдруг среди этой идиллии на еще сумеречном звездном небе «зашуршала», переливаясь, зеленовато-розовая лента северного сияния. Создавалось ощущение нереальности происходящего, вечности бытия, бесконечности времени и пространства. Эта картинка до сих пор перед глазами. Незабываемое впечатление.,

На следующий день подошли к Баренцбургу – маленькому поселку, где жили и трудились наши шахтеры. Виз ни у кого из нас не было, поэтому права высадки на берег ни у кого, кроме как у капитана и начальника рейса, тоже не было. Швартоваться к пристани тоже нельзя, а можно лишь стоять на рейде. Однако наши все равно причалили, пока норвежцев в Баренцбурге не было. Несколько человек, которых делегировали, пошли на берег хотя бы прикупить на всех какие-то пустяковые сувениры и открытки по талонам объединения «Арктикуголь», которые использовались здесь вместо денег. Кто-то смог достать их в Мурманске. Пока наши люди были на берегу, поступила информация, что на подходе норвежский катер с кем-то из официальных представителей власти на борту. Пришлось в срочном порядке отшвартоваться и встать на рейд, оставив своих на берегу. Потом высылали за ними шлюпку.