Бьёрн Хеммер - Ибсен. Путь художника

Пока «Строитель Сольнес» без особого труда воспринимался как драма, отражающая действительность в русле традиции так называемого натуралистического театра, который Ибсен обогатил своими предшествующими пьесами о современности. Как и в этих пьесах, действие начинается непосредственно перед тем, как латентный кризис выходит наружу. Первая реплика старого Брувика о невыносимости сложившейся ситуации относится и к конфликту поколений, и к конфликту между супругами.

Реалистическое прочтение драмы, кажется, не вызывает проблем — по крайней мере, до тех пор, пока Хильда фигурирует в роли адресата для откровений других героев. Ибсен, как и прежде, стремится изобразить «людей реальности». Он негативно отреагировал на попытку многих критиков прочесть «Строителя Сольнеса» как символистскую драму. В письме Эдварду Брандесу драматург благодарит его за отзыв о пьесе, который пришелся тогда весьма кстати: «Именно в этот раз мне особенно было важно показать своих героев по-настоящему четко, в ярком свете и подчеркнуть их свойства реальных людей — так же, как это сделали Вы».

Существуют и другие указания на то, что Ибсен резко отвергал попытки толковать драму в символическом или аллегорическом ключе. Особенно подробно мнение Ибсена на этот счет излагает Эрнст Мотцфельдт [100] Эрнст Мотцфельдт (1843–1915) — норвежский общественный и политический деятель, член Государственного совета (1891–1893). в записях своей беседы с драматургом. Правда, источник не вполне надежен, так как реферат впервые был опубликован в 1911 году. Но все же он представляет интерес, и мы приведем некоторые отрывки из него — хотя трудно сказать точно, кому принадлежат эти высказывания: Ибсену или самому Мотцфельдту.

Так, Ибсен говорит: «Просто удивительно, сколько глубокомыслия и символизма приписывают мне. Так, в письмах меня спрашивают, не означают ли девять моих кукол девяти муз… Разве нельзя просто взять и читать то, что я пишу? Это вполне естественно, по-человечески. Я не пишу символически. Я изображаю лишь ту душевную жизнь, которая мне известна, — если хотите, занимаюсь психологией. Я изображаю настоящих, реальных людей. Ведь всякая более-менее значительная личность в душе непременно является хотя бы отчасти выразителем общих идей своей эпохи. Поэтому описание такой душевной жизни может показаться символическим. И как раз таких героев рисую я».

Далее Ибсен рассматривает отношения Алины и Сольнеса. Он говорит, что эти герои не подходят друг другу, — они лишь унижают друг друга, хотя в их отношениях видна малая толика любви и нежности. Это приводит к тому, что отрицательные качества каждого из супругов усугубляются, порождая мучительные раздумья, а они живут каждый по себе со своими мыслями и не могут поделиться ими друг с другом.

Драматург продолжает: «С другой стороны, Хильда и Сольнес. Они показаны отнюдь не какими-то необычными людьми, они лишь ощущают свое духовное родство, их сильно влечет друг к другу, они чувствуют, что подходят друг другу, и что их совместная жизнь может быть несравненно богаче, чем нынешняя… и что их отношения возвысят их, а не принизят, и придадут жизни ценность. И тут наступает коллизия — когда в героях еще есть жажда жизни, тяга к счастливому и радостному существованию, отвращение к тупому смирению. Они решают выстроить воздушный замок и соединиться духовно. Это возносит строителя на вершину, выше, чем когда бы то ни было, и он может сделать то, чего не мог долгое время (символика). Но он ставит на кон свою жизнь — и расплачивается ею. В то же время — настолько ли он не прав, когда, не жалея жизни, всецело устремляется к своему счастью и достигает его?»

Два плана пьесы, которые мы рассматривали до сих пор, — борьба поколений и супружеский конфликт — основаны на реалистических тенденциях Ибсена. Но третий план этой пьесы, который связан с самосознанием Сольнеса как творца, как художника, вмещает и другие измерения. Как и в «Женщине с моря», Ибсен начинает свободнее обходиться с традицией натуралистического театра. Он раздвигает ее рамки настолько, что возникает вопрос: не переходит ли автор границы реализма? Зримая основа действия драмы, ее «опорная конструкция», может показаться вполне солидной. Но само возводимое «здание» сконструировано из элементов, имеющих абстрактный, «символический» характер — хотя Ибсен утверждает, что они принадлежат эмпирической реальности.

В «Женщине с моря» появление незнакомца создает впечатление, что Ибсен отходит от реализма. В «Строителе Сольнесе» подобное впечатление создает приезд «незнакомки» — Хильды. Она привносит в жизнь героев нечто новое, придает импульс тому конфликту, который долго вызревал в глубине. В обеих драмах речь идет о персонаже, который представляет нечто важное в прошлом и в душе главного героя, и это «нечто» снова призвано сыграть какую-то важную роль. Этот персонаж олицетворяет собой некую сторону сокровенного, раздираемого противоречиями «я» главного героя.

В то же время Хильда обладает в драме вполне реалистическим статусом. Она выступает как реальное действующее лицо по отношению не только к главному герою, но и к прочим. Благодаря одному нюансу Ибсен умело подчеркивает реалистический статус Хильды: Хильда говорит, что ей нужно постирать свое белье, которое сделалось грязным за время путешествия в горах.

Ранее мы уже говорили, что образ Хильды прежде всего играет ту роль, которая в драматургии традиционно именуется «наперсником» (le confident). Это второстепенный персонаж, чья функция заключается в том, что главные герои поверяют ему самое сокровенное. С его помощью драматурги избегают монологов, адресованных прямо в зрительный зал.

Некоторые слова и поступки Хильды увязаны как с конфликтом поколений (отношение к Рагнару и вопрос о том, кто обладает исключительным правом строить), так и с конфликтом между супругами (ревность Алины и присутствие «ребенка» Хильды в пустых детских комнатах). Но все это не исчерпывает той важнейшей роли, которую Хильда постепенно начинает играть, — роли главного действующего лица и движущей силы самого действия. Ибо вряд ли можно сомневаться, что драма посвящена ее отношениям со строителем.

Мы помним, что сам ее приезд привносит нечто новое в жизнь Сольнеса. Мы видим, как Хильда буквально вторгается в его жизнь, поворачивая ее в новое русло. Бросается в глаза перемена, которая происходит благодаря Хильде в привычных для Сольнеса иерархических отношениях. Она держится с ним на равных и отнюдь не позволяет ему помыкать собой. Напротив, она сама обретает власть над Сольнесом. И оме этим смиряется. Ибо она роняет луч света в его мрачную жизнь. Когда Хильда появляется на сцене во втором действии, он восклицает: «А! Прояснивается!» (4: 230). Позже Сольнес признаётся ей, что она для него «точно брезжущий день»: «Глядя на вас, я как будто вижу… восход солнца» (4: 247). Именно к этому «солнцу» и тянется Сольнес — на что, возможно, указывает и само имя героя [101] Sol — солнце (норв.). .