Орландо де Руддер - Альфред Нобель

Речь, конечно, идёт о «Загадке», поэме, которую Нобель написал в восемнадцать лет под влиянием Шелли. И в этом Нобель продемонстрировал странное для него решительное желание разделить с Бертой свои взгляды, что тем более удивительно, если вспомнить о недоверчивости Нобеля. Но его откровенность лишь шокировала Берту: однажды, когда он рассказывал ей о возможностях взрывчатых веществ, заинтересованная Берта спросила, могут ли они использоваться в военное время. И он ответил ей, что динамит для этого слишком слаб…

Одна из бесед Берте запомнилась особенно надолго. Нобель говорил ей о своём желании изобрести оружие, которое было бы настолько устрашающим и имело бы такую мощь, которая сделала бы любую войну невозможной. Другими словами, Нобель хотел, чтобы мир поддерживался при помощи страха. Мир? Берта Кински тогда ещё не знала, что битва за мир будет самым серьёзным сражением в её жизни…

Пока же мысли Нобеля по поводу взрывчатых веществ не внушали Берте никакого энтузиазма. Но вызванные ими растерянность и удивление прошли быстро. После встречи с Бертой Нобель написал одному из своих шведских друзей: «Мои глаза слишком слабы даже для того, что Библия понимает как высокое служение, — смотреть на прекрасных девушек. Говоря так, не думаете ли вы ненароком о той очаровательной гувернантке, которую я недавно повстречал в Вене? Она самая прекрасная — nес plus ultra [23] Здесь: «Лучше ее нет». ».

Он умолчал о своём небольшом объявлении!

Нобель доверительно изливал душу. Берта решительно ему нравилась. Нравилась настолько, что он оставил свою сдержанность и спросил напрямик, свободно ли её сердце. Берта ответила отрицательно. Она поведала ему свою грустную историю о том, как она была вынуждена искать место, как они с молодым бароном фон Зутнером полюбили друг друга и барон обещал жениться на ней, как его семья помешала этому. Неожиданно для самой себя Берта открыла Нобелю своё сердце.

Пораженный Альфред думал, что ещё не всё потеряно. В своих воспоминаниях Берта приводит совет, который дал ей Нобель: «Вы поступили мужественно, но вам нужно быть ещё более мужественной. Поэтому не пишите ему больше, пусть пройдёт время… Новая жизнь, новые впечатления — и вы оба забудете эту историю. И он, может быть, даже раньше, чем вы…»

Куда подевалась его обходительность?

Как, впрочем, и неловкость. Он оставил её одну в Париже, так как должен был по делам отлучиться в Стокгольм. Оттуда он отправил ей две телеграммы — первую, в которой сообщал о своём возвращении в конце недели, и вторую, в которой он признавался, что не может без неё жить…

Берта хотела позабыть о мужчинах. Нобелю, пожалуй, было достаточно совсем немного такта и ненавязчивого присутствия рядом, чтобы покорить сердце Берты. Но возможно, он — осознанно или нет — опасался этого. В телеграмме он сообщал также, что, когда он вернётся, все работы на авеню Малакофф будут закончены. Однако эта шикарная клетка так и не стала жилищем для птицы. Возвратившись, Нобель обнаружил письмо, в котором Берта уведомляла его о принятом ею решении вернуться в Австрию. Сёстры барона фон Зутнера умоляли её об этом.

Она приносила извинения, выражала сожаление и добавляла, что продала фамильные драгоценности, чтобы оплатить свою дорогу и не быть должной Нобелю. Роман закончился. Но это не был конец отношений. За спешным отъездом Берты последовала долгая переписка.

Эти годы не были спокойными для Нобеля. Конечно, его заводы продолжали работать, а прибыли, которые они приносили, казалось, не иссякнут никогда. Но от возбуждения, вызванного постоянной активностью, — возбуждения, бесспорно, благоприятного, но постоянного — здоровье Нобеля начало ухудшаться, тем более что Нобель не обладал природной крепостью. Кроме того, Нобелю не нравилась его роль торгового агента и делового человека. Он предпочел бы уединиться в своей лаборатории и целиком посвятить себя научным изысканиям.

А ещё он хотел заняться производством новых товаров. В частности, ему хотелось выпустить на рынок новое взрывчатое вещество. Динамит имел свои несомненные достоинства, но для Нобеля их было недостаточно. Его по-прежнему не удовлетворял кизельгур. Он хотел любой ценой найти новый способ или новый материал, который не ухудшал бы взрывных свойств нитроглицерина. А применение динамита на практике выявило один существенный недостаток этого вещества: при определённой влажности и давлении динамит начинал выделять воду, что влекло за собой опасность его выпотевания.

Нобель не был единственным человеком, который пытался решить эту проблему. Многие учёные того времени ломали голову над тем, каким веществом можно заменить кизельгур, и пробовали самые разнообразные составы. И все они хотели добиться более лёгкого возгорания и увеличения взрывной силы.

Но ни одно решение не могло удовлетворить. И когда обстоятельства требовали, чтобы взрывчатое вещество было более мощным, чем динамит, снова прибегали к помощи нитроглицерина. Вспомнили и о старом добром порохе — он снова становился популярным.

Для Нобеля это было равнозначно публичному унижению. Чтобы создать вещество, которое по своим качествам не уступало бы нитроглицерину, а возможно, и было бы лучше его, и таким образом восстановить свою репутацию, Нобель намеревался усовершенствовать способ, предложенный Абелем, — добавление в состав пироксилина. Препятствием, которое в этом случае нужно было преодолеть, был низкий коэффициент абсорбции у пироксилина. И до сих пор никто не мог придумать способ приготовления смеси, которая удовлетворяла бы самым взыскательным требованиям.

Однажды, работая в своей лаборатории, Альфред Нобель порезал палец. Чтобы обработать рану, он взял коллодий [24] Как уже упоминалось, это изобретение приписывается Шёнбей-ну. Однако оно имеет и французские корни: химик, историк, философ, писатель и поэт Луи Менар изобрёл его независимо от Шёнбейна. Произошло это в 1848 году. Этот человек чем-то похож на Нобеля. Он начал свою литературную карьеру с пьесы под названием «Прометей прикованный». Переводчик Шекспира Менар тоже испытал влияние Шелли. Его стихами, в особенности его самым знаменитым сборником «Видения язычника-колдуна», восхищался Бодлер. Политические сочинения Менара стоили их автору ссылки. А его работа «Женщина и христианская мораль» (1867) нравилась Берте фон Зутнер, так как сна находила в ней мысли, созвучные её собственным. К сожалению, неизвестно, встречались ли они когда-нибудь. , как он обычно и поступал в таких случаях. Коллодий, изготовлявшийся из эфира, спирта и коллоксилина (вещества, получаемого при неполной нитрации целлюлозы), не был обезболивающим средством, и потому Нобель всю ночь не мог заснуть из-за мучительной боли. Боль мешала ему спать, но не мешала думать о волновавшем его вопросе — о том способе, который сделал бы возможным соединение нитроглицерина и пироксилина. Нужно было как-нибудь уменьшить содержание солей азотной кислоты в пироксилине. И внезапно, во многом благодаря этому неприятному происшествию, Нобель понял, что ему было нужно: необходимый компонент был у него почти под рукой. А точнее — на руке.