Орландо де Руддер - Альфред Нобель

Взаимодействие атомов.

Функции мозга, мысли, памяти.

Материя и мировой эфир.

Взаимопроникновение религий.

Вопросы экономики и налогообложения.

Новая система химической нотации.

Система правления, базирующаяся на качественно новых основаниях.

Исследования в области взрывчатых веществ.

Макрокосм и микрокосм.

Эти разнообразные идеи, которые — и это очевидно — требуют объединения в стройную и целостную систему, возможно, уже обрели единство в мысли Нобеля. Но, к сожалению, мы не можем этого утверждать со всей уверенностью. Однако создаётся и другое впечатление, уже гораздо более близкое к истине: в этом перечислении — своего рода философское завещание Нобеля, оставленное нам, его потомкам…

Альфред Нобель, которого французские события согнали с обжитого места, первым делом отправился в Швецию, чтобы навестить своего брата Роберта. Затем он какое-то время путешествовал по Италии, во время этого путешествия он посетил завод в Авеллине. Наконец, Нобель отправился в Крюммель, где он оставался достаточно долго, заключая сделки, решая разные технические вопросы, касающиеся качества продукции и повышения рентабельности завода. Видимо, эти поездки успокаивали его, отгоняя мрачные мысли о том, что всё потеряно. Возможно, он специально посещал фабрики, работавшие без перебоев, что должно было поддержать его в этот трудный момент и придать ему новых сил. А всё то, что он только что пережил, очень плохо отразилось на состоянии его духа.

И в 1889 году он наносит крайне непродолжительный визит в Париж, чтобы забрать некоторые вещи и материалы из своей лаборатории. Больше он ни к чему в своём доме на авеню Малакофф не прикоснулся. И ещё он увёз с собой портрет матери.

Это просто необыкновенный портрет. По просьбе обладавшего безупречным вкусом Альфреда его написал Андерс Цорн [38], шведский художник, проживавший в Париже. На этом портрете изображена Андриетта в возрасте восьмидесяти шести лет. Она одновременно сурова и нежна. Её плечи покрыты прекрасной шалью. У этого портрета есть что-то общее с рисунком углём Дюрера, который изображает мать художника.

Взгляд Андриетты выражает мужество, самоотверженность и энергию, которые, как это ни странно, совершенно естественно сочетаются с её природной скромностью. Цорн очень правдиво изобразил эту необыкновенную женщину, которая сумела поставить на ноги своих детей несмотря на нищету, пришедшую после первого разорения её мужа, женщину, которую не сломило и второе разорение. Сила притягательности этого портрета позволяет понять, почему Альфред так дорожил им: портрет даёт почувствовать присутствие матери Нобеля. Несомненно, Альфред имел определённую потребность в том, чтобы портрет путешествовал вместе с ним и успокаивал его после тех ударов судьбы, которые он перенёс.

Андриетта умерла в 1889 году — в тот же год, когда Альфред забрал её портрет из своего парижского дома.

Этот портрет Нобель увёз с собой в Италию. Там он купил восхитительную виллу, окруженную пальмами, апельсиновыми деревьями и цветочными клумбами. Он обставил эту виллу по собственному вкусу и поселился в ней.

Он думал, что итальянский климат окажет благотворное влияние на его пошатнувшееся здоровье, о котором он стал всерьёз беспокоиться. Его по-прежнему мучили мигрени, а теперь ещё стали беспокоить бронхи. Его одолевал хронический насморк, лечение которого не приносило никаких результатов. Кроме того, у него началась цинга…

Густав Ауфшлегер, генеральный директор гамбургского предприятия Нобеля, посетил Альфреда в его роскошном пристанище, которое называлось Mio nido, что означает «моё гнездо». Он в шутку сказал, что в гнезде обычно живут две птицы, а не одна. И поступил опрометчиво: из-за этой в общем-то невинной шутки Нобель решил дать своему имению другое название. С тех пор оно называлось очень просто и непритязательно — вилла Нобеля.

Смерть матери глубоко потрясла Альфреда. И это был не единственный повод для траура: в 1888 году скончался его брат Людвиг.

Горе Альфреда было отягощено ещё и ошибкой, которая нам, сторонним наблюдателям, возможно, покажется комичной: газетчики перепутали Альфреда с Людвигом, нефтяным магнатом из России, и по ошибке в некрологи, которые были опубликованы после смерти Людвига, попали некоторые детали из биографии Альфреда.

И Альфред, имевший несчастье эти газеты читать, постоянно сталкивался с нелестными замечаниями в свой адрес. Особенно резкие оценки исходили от французских журналистов, которые рассуждали о его жизни крайне недобросовестно и выносили по её поводу самые нелицеприятные суждения. Были, впрочем, и хвалебные статьи, но их, как правило, публиковали газеты других стран.

Так, подобно испанскому королю, который специально организовал свои собственные похороны, чтобы на них присутствовать, Альфред Нобель тоже получил странное право быть свидетелем собственного отпевания. Можно полагать, что для его беспокойного, меланхоличного и одержимого смертью рассудка, — не будем забывать, что Нобель очень боялся быть похороненным заживо, — такие поминки были ударом ниже пояса…

А ведь был ещё и парижский дом, который ему против воли пришлось покинуть. Не будет преувеличением сказать, что этот дом стал его «гнездом». Там впервые в жизни Альфред Нобель обрёл очаг, к которому он привязался и который, по счастливому стечению обстоятельств, находился в его любимой стране, в его любимом городе. Там осталась его библиотека. Там осталась оранжерея, где цвели его любимые орхидеи. Там была его конюшня. А неподалёку от них жила женщина, которая оставалась в тени шесть долгих лет. Пришла пора, и она выходит на свет.

Её звали Софи Хесс (1856–1919). Ещё в 1876 году, почувствовав ухудшение здоровья, Нобель отправился на воды в Австрию, и там познакомился с Софи. Эта девушка работала в цветочной лавке. Она происходила из еврейской семьи «с принципами», которая жила «согласно обычаям старины».

А Софи? Она ничего не хотела слышать об этом, она хотела жить «своей жизнью». И вскоре Альфред снял для неё небольшой домик в Вене. Можно только догадываться, как были шокированы её родители.

Впрочем, эта «принципиальная» семья очень быстро приспособилась к ситуации. Приспособилась настолько, что уже никогда не забывала получать ежемесячное содержание, которое Нобель назначил своей пассии. А спустя некоторое время родители Софи даже стали уговаривать её как можно дольше оттягивать возвращение её богатого покровителя. И это лишний раз доказывает, что должен существовать особый раздел химии, который изучал бы, как золото «растворяет» моральные принципы.