Орландо де Руддер - Альфред Нобель

Во время своего отсутствия Нобель по своей старой доброй привычке писал Софи письма. К сожалению, эта переписка практически недоступна, так как письма Нобеля, по большей части, не сохранились: Софи даже из них извлекала выгоду, за приличные деньги сбывая торговцам автографами письма увлечённой ею знаменитости. Впрочем, о характере этой переписки мы можем судить и по иногда поразительно наивным, но чаще всего каким-то неловким посланиям, которые Софи отправляла своему покровителю.

Памятуя о сверхметодичности Нобеля, можно не удивляться тому, что у него имелась целая система «возвышения падшей человеческой души». И её «испытания» он начал именно с Софи. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, как много предстоит ему приложить усилий на поприще её перевоспитания. Обладая на редкость настойчивым характером, он не хотел допустить, чтобы ему когда-нибудь пришлось признать себя побежденным. Он упорствовал в воплощении своих намерений, иногда проявляя непреклонную суровость. А как он мог поступать ещё? Ведь он готовил эту девушку для себя.

Приведём в качестве примера один случай. Обычно он писал Софи по-немецки. Но он хотел, чтобы Софи выучила французский. Почему бы нет? Само по себе желание вполне похвальное. Однако нужно было видеть, как мучилась Софи и сколько усилий прилагала, будучи вынужденной писать на языке Наполеона III! И конечно же ей не удавалось это так, чтобы требовательность Нобеля была удовлетворена. Вот что мы читаем в одном из писем, которое Альфред отправил Софи из Парижа: «Я выполнил всё, о чём вы меня просили, по крайней мере, в гой степени, в какой это было возможно. К несчастью, из-за тех ошибок, которые вы допускаете, понять, чего вы хотите, практически невозможно. «Pieds» (в тексте это слово написано по-французски. — О. Р.) значит «ноги» — и больше ничего. Но в Лувре ног не продают, и потому я не смогу выполнить вашу просьбу. В цивилизованных странах не торгуют ампутированными ногами».

Исправляя орфографические ошибки Софи, Нобель не знал жалости. Впрочем, иногда он забывал о том, что должен быть принципиальным, — и тогда проявлялась его любовь к «его дорогому троллю».

Остановим наше внимание на этом прозвище. Тролль, как известно, является персонажем скандинавской мифологии. Как и многие другие карлики, которых мы можем обнаружить в других мифологиях, тролли символизируют тёмные силы, что во многом сближает их с Нептуном и хтоническими существами, живущими под землей. Троллей обычно изображают как горбатых уродливых карликов [41]. Образ тролля воплощает тёмные, бессознательные стороны человеческой души, и это связано с тем, что тролли представляют другой мир. В легендах, в том числе скандинавских, тролли представляют мужскую силу; по словам Дон-тенвиля, «особое расположение они испытывают к женщинам, которые разрываются между страхом и надеждой».

Но символ амбивалентен по определению — кроме своего непосредственного значения, он может иметь и противоположное. С мужественностью соотносится женственность, причём эта женственность в контексте данного противопоставления приобретает какие-то домашние, почти «кухонные» черты: тролли готовят еду, поддерживают огонь в очаге. Они даже могут быть настолько любезными, что за ночь выполнят за бедного сапожника всю его работу… Но, к большому разочарованию Нобеля, Софи не проявляла ни малейшего интереса к занятиям по хозяйству.

Тролли живут в гротах и пещерах и часто в легендах выступают в виде шахтёров или искателей алмазов, или кузнецов, подобных тем, которых Один [42]создавал при помощи своего волшебного копья. Эти загадочные существа, способные к ясновидению, часто скрывают свои мысли. Они представляют собой своего рода антиидеал, будучи на земле тем, чем является идеал на небе. Считается, что ношение с собой изображения тролля, а также забота о карликах, как об этом свидетельствует существующая со времён Возрождения традиция, приносит счастье. С древних времён их изображения ставили возле домов. Оттуда, кстати, пошёл и обычай ставить в саду фигурки гномов.

Роль проводников бессознательного и животного и функция проявления идеала на земле, свойственные образу тролля, четко прослеживаются в творчестве норвежского писателя Юнаса Ли, одного из любимейших писателей Нобеля. Но о нём мы скажем позже. Пока же мы ограничимся лишь тем, что знакомство Альфреда с книгами этого писателя было одной из тех причин, которые привели к появлению прозвища «тролль».

Свои письма к Софи Нобель подписывал «ваш старый брюзга» (your old growler)»: «Но почему, дорогое дитя, — писал он, — вы так отличаетесь от вашего старого брюзги? Ткете ли вы в ваших фантазиях золотые нити или ваша память путешествует по пещерам памяти? И какие прекрасные картины заполняют ваши очаровательные деньки? Я хотел бы раскрыть эту тайну, но не могу…»

Спустя примерно два года Альфред Нобель посчитал возможным привезти Софи в Париж. Поселить её у себя на авеню Малакофф он, конечно, не решился, и потому неподалёку, на улице Эйлау, он снял ей квартиру. Он лично нанял ей кухарку, служанку и нашёл компаньонку. Конечно, она нуждалась в прислуге. Но была и ещё одна причина, которая заставила Нобеля заниматься этим вопросом лично: Софи часто — почти всегда — вела себя немного легкомысленно и, кроме того, была страшной растратчицей. Нобель по-прежнему был очень щедр, но в то же время, как это ни странно, записывал все расходы, вплоть до самых мелких затрат на свою любовницу. Вот одна из этих записей:

8 900 франков, которые он на этот раз потратил на свою любовницу, — это значительная сумма даже для человека, который в день зарабатывает 40 тысяч франков.

Бергенгрен в своей книге о Нобеле пишет: «К сожалению, у Софи не было тех качеств, которые свойственны другим представительницам её расы: любви к степенной семейной жизни и занятиям домашним хозяйством, деловитости и склонности к экономии». По мнению этого биографа, который ссылается на мнение, бытовавшее в среде её сверстниц-евреек, Софи по складу характера не была похожа на еврейку. Впрочем, это вряд ли имело какое-то значение: Нобель не считал умение вести хозяйство важным качеством.

Очень распространённых в то время антисемитских взглядов Нобель, по всей видимости, не разделял. Скорее всего, для него еврей был лишь финансистом, деловым человеком, озабоченным поиском выгодных сделок.

А антисемитизм был тогда чем-то совершенно нормальным и естественным. Его приверженцев можно было без труда найти среди представителей любого слоя общества. Впрочем, в те времена антисемитизм не заходил дальше презрения и ограничений в правах. Время массовых преследований ещё не наступило, и даже если иногда случались какие-то столкновения с еврейским населением, они не приобретали того размаха, который имел место впоследствии. Хотя практически все хвастались своей ненавистью к евреям, к «действиям» переходили лишь немногие, и дело Серана и Фор-Шаброля было первым знаком того, что эта эпоха кончается. Неприязнь к евреям всё усиливалась и постепенно из весьма безобидных анекдотов, которые рассказывали даже благовоспитанные буржуа, вхожие в круги состоятельных израилитов, переросла в явные притеснения, а затем и в откровенное насилие, поддерживаемое навязчивой ненавистью, — всем хорошо известны те преступления против евреев, которыми запятнало себя человечество.