Сирил Паркинсон - Жизнь и времена Горацио Хорнблауэра, знаменитого героя морских романов С.С. Форестера

8 июля Хорнблауэр получил депешу от британского посла в России, информирующую, что Наполеон начал вторжение в пределы страны, причем главная колонна его армий направлена на Москву, в то время как другая движется на Санкт-Петербург. Чуть позже Хорнблауэр получил такую же информацию от сэра Джеймса Сомареца, с дополнительным сообщением о том, что русские предпримут попытку задержать наступление в северном направлении, организовав решительное сопротивление под Ригой. В связи с этим Хорнблауэру было приказано сделать все возможное для того, чтобы помочь в защите этого города. Он направил тендер «Клэм» с депешами в Винго-зунд и повел остатки своей эскадры в Рижский залив. 25 июля, на подходах к этому городу, он обнаружил присутствие французов, которые как раз готовились к переправе через Двину.

Ригу защищал генерал Эссен, первая линия обороны которого проходила в районе деревни Даугавгрива, к западу от реки, прикрывая дорогу от Данцига. Мелководье помешало кораблям эскадры приблизиться к французским траншеям на расстояние пушечного выстрела, но Хорнблауэр решил, что осадка его бомбардирских кечей может быть уменьшена при помощи импровизированных понтонов. Все дело состояло в том, чтобы закрепить по обоим бортам кечей заполненные песком суда, а затем выгрузить из них песок. После того, как крайние суда опустеют, они должны приподнять находящийся в центре корабль. Облегченные таким образом кечи подошли на дальность выстрела и нанесли французским укреплениям некоторые повреждения. Им, конечно же, пришлось отступить под огнем французской полевой артиллерии, снова отойдя за пределы дистанции ведения эффективного огня. Французские апроши все ближе и ближе подкрадывались к Даугавгриве, а сама деревня уже была превращена в груду развалин. Теперь Хорнблауэр предложил использовать корабельные шлюпки, вместе с другими имеющимися плавсредствами, для того чтобы высадить ночью отряд русских войск в точке, позволяющей атаковать неприятельские апроши во фланг. Этот план был принят, и высадка была назначен на ночь 1 августа. Операция была проведена согласно плану, но совпала с ночной атакой французов. Последовала отчаянная битва в темноте, а на рассвете стало видно, что траншеи осаждающих в значительной степени разрушены. Таким образом, удалось выиграть еще немного времени, но тут пришло известие о падении Москвы. Хорнблауэр начал терзаться сомнениями, не заставит ли это русских пойти на заключение мира, который сделает Наполеона властелином мира. Известие о падении Москвы, очевидно, в тоже время получили и французы, которые предприняли генеральный штурм Даугавгривы и понесли многочисленные жертвы в этой попытке сократить время осады. В это время Хорнблауэр находился на берегу и был вовлечен в схватку, а когда он лично повел солдат в контратаку, под ним была убита лошадь. В своих позднейших беседах с генералами, Хорнблауэр имел достаточно юмора, чтобы утверждать, что, в отличие от большинства своих собеседников имел честь выиграть битву на суше, и что практически лично спас Санкт-Петербург от захвата французами. Фактически же, его вмешательство, отважное само по себе, было лишь эпизодом в битве с неопределенным исходом, каждая из которых таит в себе множество подобных успехов или неудач. К счастью, он остался невредим, а русские продолжали удерживать Ригу, сдерживая французское наступление на этом направлении. В других местах русским везло меньше, однако факт оставался фактом — про сдачу они и не помышляли. Все закончилась, как мы помним, отступлением Наполеона от Москвы. Русский флот в союзе со шведским не оставлял сэру Джеймсу Сомарецу особых дел на Балтике, ввиду чего он был озабочен, как бы вывести свой флот до наступления зимы. Хорнблауэр получил приказ, датированный 15 августа, следовать в бухту Хано, поскольку к концу года «Несравненному» было бы слишком опасно оставаться на открытом рейде Риги. Оба бомардирских кеча ему разрешали оставить под Ригой до конца месяца, однако самому Хорнблауэру предписывалось вместе с «Несравненным» с двумя шлюпами следовать с конвоем в Англию. Он оставил конвой в Даунсе и привел «Несравненный» в Чатем, где его коммодорский брейд-вымпел был спущен, а сам корабль был разоружен на зиму 9 октября. Сэр Джеймс Сомарец вернулся в Англию вскоре после этого, спустил свой флаг и закончил активный этап своей карьеры. С поражением Наполеона операции на Балтийском море практически прекратились, и Королевскому флоту вполне достаточно было легких сил на этом театре до окончания войны. Когда Хорнблауэр сошел на берег, оказалось, что он болен, частично из-за истощения, вызванного перенесенным тифом, которым он заразился во время обороны Риги. Он встретился со своей женой в Смоллбридж-Мэнор и провел там всю зиму, не выздоровев окончательно даже к весне 1813 года. Есть основания полагать, что он был капризным пациентом — сварливым, раздражительным и мечтающим снова оказаться в море. Дополнительному раздражению способствовали письма, которые он получал от Буша, командующего теперь фрегатом, и молодого Джонатана Хорнблауэра, который продолжал служить на флагманском корабле и как раз сдал экзамен на лейтенанта. В эту зиму Наполеон вынужден был перейти к обороне: его армии были ослаблены, а его союзники — Австрия и Пруссия — обратились против него. Проиграв кампанию в России, он был не многим счастливее в Испании, где Веллингтон как раз выгнал короля Жозефа Бонапарта из его столицы. Казалось, что уже в следующем году мир увидит падение французского императора. Хорнблауэр очень хотел принять участие в этой последней схватке, венчающей двадцать лет его действительной службы на море и ознаменовать ее последним значительным достижением.

Однако к сожалению, его амбиции было нелегко удовлетворить. Адмиралы того времени, такие как, например, Сомарец, получили свой первый офицерский чин, когда Хорнблауэр еще едва родился. Все они служили еще во время прошлой войны и уже были капитанами к тому времени, как Хорнблауэр в первый раз вышел в море. Для человека, не имевшего первоначально никакой поддержки, он достаточно удачно получил капитанский чин уже к 1805 году. Теперь, всего в тридцать семь лет, имея при этом семь лет капитанского стажа, он был уже почти посредине капитанского списка, однако представлялось сомнительным, чтобы ему удалось стать контр-адмиралом ранее 1820 года. Его служба на Балтике в качестве коммодора была весьма почетной для него, так как выполнение задания такого рода скорее обычно поручалось кому-нибудь из младших флаг-офицеров. Мы, конечно, знаем, что уже это назначение вызвало бурные протесты, и можем предположить, что дальнейшее подобное продвижение Хорнблауэра должно было вызвать негативную реакцию старших стажем и более заслуженных офицеров. Кроме того, он уже имел успешный опыт исполнения обязанностей коммодора, и теперь его не так-то просто было бы назначить обычным командиром линейного корабля. А даже если бы Хорнблауэр и согласился бы принять подобное назначение, какой главнокомандующий хотел бы иметь его под своим флагом?