Анатолий Конаржевский - Десять лет на острие бритвы

— Подумайте еще раз, не торопитесь. Мне кажется, что вы назвали их нереально, не стесняйтесь, ведь вам выполнять и не забудьте, что надо быть человеком слова, его не надо бросать на ветер.

Свидетелем одного из таких разговоров мне пришлось быть самому, когда начальник коммунального управления (фамилию сейчас не помню), брал очень жесткие, почти невыполняемые сроки очистки территории 5-го жилищного участка от мусора.

На второй день приезда Наркома небольшая группа 15–20 работников комбината и строительства, вызванная новым директором т. Мышковым в заводоуправление, среди которых были тт. Познанский, Беккер, Райзер, Поверенный, Тамаркин, Беляев, Меркулов, Свицин и др., фамилии которых сейчас не помню, оживленно беседовали между собой в тупике коридора, метра три после дверей, в приемную директора, в ожидании приезда т. Орджоникидзе на это совещание.

С. Орджоникидзе появился несколько неожиданно, и вместо того, чтобы войти в кабинет, направился прямо к нам и начал здороваться с каждым из нас в отдельности, подавая руку. Меня поразило до глубины души, когда т. Серго, подойдя ко мне, протягивая руку спросил:

— Ну а вы, т. Конаржевский, как себя чувствуете в должности начальника ИНО?

Я был буквально ошеломлен. Как мог он запомнить фамилию, которая трудно запоминается и произносится, и вообще помнить меня, когда мне всего один единственный раз пришлось с ним встретиться год тому назад и то порядка нескольких минут, на партийно-хозяйственном активе, где мне довелось выступать как одному из руководителей инженерно-технической общественности Магнитогорска.

Оказывается, Орджоникидзе обладал колоссальной памятью и великолепно сохранял в ней лица и фамилии даже тех людей, не являвшихся ведущими «фигурами».

— Я знаю, вы работаете сейчас в иностранном отделе, мы с вами еще встретимся и поговорим. Вы расскажете мне, как у вас идут дела — это меня интересует.

Эти слова Наркомом были сказаны удивительно приветливо, покоряюще. От чего сразу прошло первоначальное смущение и в душе возникло чувство большой симпатии, безграничного уважения к этому человеку, за ту простоту и человечность, проявляемую к людям независимо от их положения и ранга. Он пригласил всех зайти в кабинет. Это совещание было несколько необычно, оно скорее всего напоминало самую простую, без всяких формальностей беседу, в которой руководители строек Магнитки рассказывали о трудностях, имевших место в ходе строительства цехов первого советского металлургического гиганта.

Тов. Серго внимательно выслушивал каждого, изредка задавал вопросы и попросил своего секретаря брать на заметку то, что он считал нужным и возможным сделать в порядке помощи через правительство, отвергая ряд просьб, которые с его точки зрения могли быть решены на месте без его вмешательства. Особенно это касалось недостатка рабочих, на что жаловались все руководители строек.

В своем коротком резюме Нарком обратил внимание на необходимость резкого изменения отношения всех присутствующих к вопросам быта, отметив совершенно неудовлетворительные условия рабочих и инженерно-технических работников, захламленность жилых поселков, их неблагоустроенность и тогда же запретил называть строившийся на левом берегу «соцгород» социалистическим, т. к. по его мнению, ни планировка, ни сами дома, отсутствие наружного благоустройства и захламленность территории — ничего общего с понятием «социалистический» — не имели. Сейчас этот район города настолько изменился, что его просто не узнать, очевидно, архитекторам города пришлось немало поработать над его облагораживанием, в чем они несомненно добились большого успеха.

Тов. Серго в своем выступлении на этом совещании подчеркнул, что устроенный быт прекратит исключительно большую текучесть рабочих и ИТР и создаст нормальное положение на стройке. Одновременно с этим, им была предъявлена большая претензия по этому вопросу к бывшему директору комбината Гугелю Я. С.

На этом же совещании я просил Орджоникидзе дать согласие на встречу с городским активом инженерно-технического персонала секции Магнитогорска, на что получил немедленное согласие.

Такое совещание было созвано на другой день в Доме инженерно-технических работников — (ДИТР), где впоследствии находился клуб трудовых резервов. Это деревянное двухэтажное щитовое здание в свое время было «отвоевано» у дирекции комбината благодаря большому нажиму со стороны инженерно-технической общественности города, Горпрофсовета и даже вмешательства Всесоюзного Межсекционного Бюро инженеров и техников при ВЦСПС. К этому зданию был пристроен зрительный зал на 600 мест с небольшой, эстрадного типа сценой, в 1934 году реконструированной в совершенную сцену по последним требованиям сценической техники.

В ДИТРе не было еще той богатой красивой обстановки комнат, которая там появилась полгода спустя. В день совещания ДИТР ничего привлекательного из себя не представлял, кроме хорошего, по тому времени, для Магнитки зрительного зала.

Этот вечер остался в памяти у меня на всю жизнь. Ведь мне было всего 27 лет, не так давно я еще был комсомольцем и вот я сижу рядом с Наркомом, да еще с каким! С тов. Орджоникидзе. Волнуюсь! Думаю, как бы не допустить какой-либо ошибки. В своем вступительном слове, открывая собрание, не хочется выглядеть «молодо-зелено». Тогда не было еще привычки выступать по бумажкам, как это делается сейчас и что производит неприятное впечатление на слушателей, выступали как умели и, поэтому все выступления звучали как-то искренне и убедительно, хотя, быть может, часто и коряво с точки зрения их литературного построения.

Перед совещанием т. Серго отозвал меня в сторону и попросил, пока собираются, вкратце рассказать о положении дел в иностранном отделе. Наша беседа длилась около десяти минут. Здесь же он высказал мысль о необходимости начать понемногу отказываться от столь дорогой помощи иностранных специалистов, указав на то, что уже наши молодые инженеры намного шагнули вперед в своих знаниях и опыте, решают сложные технические вопросы не хуже, а иногда даже лучше, чем иностранцы и, что надо подумать о сокращении этой помощи, которая как показала практика, работа инженеров фирмы «Макки» на строительстве доменного цеха, себя не всегда оправдывала, а вызывала иногда снижение темпов строительства, связанных с ненужными переписками и трениями.

Американские специалисты этой фирмы не понимали советской действительности, а отсюда и тех потенциальных возможностей, которые скрываются в ней, не понимали и недооценивали энтузиазма советских людей, самоотверженно работавших в очень тяжелых условиях на стройке. Для них это чувство было недоступно, поэтому они допускали ряд ошибок в своих расчетах и прогнозах, но с американской методичностью, высокомерием отстаивали свои, как они считали, непогрешимые позиции, фактически тормозившие ход строительства.