Анжела Ламберт - Загубленная жизнь Евы Браун

Но непрерывную угрозу жизни Гитлера представляло скорее убийство, чем самоубийство. Немецкая политика двадцатых и тридцатых годов носила откровенно насильственный характер. Соперничающие группировки завязывали уличные бои, нередко убивая своих оппонентов. Только с 1919 по 1922 год 376 политических убийств было совершено людьми, которых война приучила к насилию. С самых первых дней в качестве вождя нацистской партии Гитлер осознавал риск и необходимость обеспечить свою личную безопасность. Его паранойя, «профессиональная болезнь» диктаторов, часто бывала оправдана. Телохранители СС образовывали практически непробиваемый щит, и все же с 1921 по 1945 год имели место как минимум сорок шесть крупных заговоров и покушений на его жизнь — чуть ли не по два в год. Десять из них пришлись на один только 1933-й, когда Гитлер стал канцлером и его амбиции раскрылись во всей полноте. Он сам говорил: «Никакой охране не справиться с убийцей, который из идеалистических соображений готов безоглядно рисковать жизнью, чтобы совершить желанную расправу. Я вполне понимаю, почему девяносто процентов исторических покушений увенчались успехом».

Не исключено, что именно пример Гели подсказал Еве, что самоубийство — единственный способ заставить Гитлера воспринимать ее всерьез. Парадоксальным образом сработать он мог, только если она выживет, однако намерение должно быть подлинным. «Крик о помощи» на него бы не подействовал. В течение октября 1932 года фюрер был занят по горло, произнося речи по всей Германии. 6 ноября предстояли всеобщие выборы, и шансы НСДАП выглядели не слишком обнадеживающе. Гитлер отдавал все силы предвыборной кампании, чтобы заручиться поддержкой народа и набрать голоса для партии. Два месяца он почти не появлялся в Мюнхене. Четыре решающие недели он взывал к толпе в шестидесяти разных городах, перемещаясь на новеньком «Юнкерсе-52», предоставленном ему компанией «Люфтганза» благодаря интригам Геринга, который служил пилотом во время Первой мировой войны. Только 1 ноября Гитлер произнес вдохновенные речи в четырех местах, а на следующий день уже должен был выступать в Берлине.

Но в ночь на 1 ноября 1932 года, накануне Дня всех святых, Ева Браун попыталась покончить с собой. Остальные члены семьи проводили вечер вне дома, а она осталась, возможно надеясь без помех поговорить с Гитлером по телефону. Он не звонил. Она ждала до полуночи и в час, когда дьявол является на шабаш ведьм, взяла пистолет отца времен Первой мировой войны из ящика ночного столика и выстрелила себе в шею. Пуля попала рядом с яремной веной, и Ева истекала кровью. Ильзе, вернувшаяся домой пораньше, нашла ее в самый последний момент. Позвали доктора, на молчание которого можно было рассчитывать, и он отвез Еву в больницу, где срочное хирургическое вмешательство предотвратило смертельный исход. Гитлер принял эту неуклюжую попытку самоубийства за чистую монету: слишком уж рискованно стрелять себе в шею, просто чтобы кого-то напугать. Он прервал свою кампанию и бросился к ней в больницу с огромным букетом цветов. К его невероятному облегчению, Ева выжила. Совершенный всего через два года после самоубийства Гели, ее отчаянный поступок пробудил в нем чувство вины, что бывало редко. Он действительно пренебрегал ею, второпях уделяя несколько часов, за которыми следовали бесконечные вечера, когда она напрасно ждала его звонка. Или назначал свидания у Гофмана, на которые не приходил, не позаботившись даже предупредить ее. Осознание всего этого, как и, несомненно, боязнь скандала, заставили его отныне посещать ее чаще, относиться к ней внимательнее и нежнее.

Алоис Винбауэр считал, что после чуть не произошедшего несчастья Гитлер не просто пошел на уступки, а начал по-настоящему любить Еву. В своей «Истории семьи» он пишет: «… [в то время как] простодушная и доверчивая Ева Браун видела в Адольфе Гитлере, возможно, не только романтического героя своих грез, но и мужчину, предназначенного ей судьбою». Дальше он продолжает: «Поворотный момент пришелся на начало 1933 года: Гитлер открыто объявил о своих нежных чувствах. Новый канцлер Германии, провозгласивший себя вождем нации, 6 февраля (в ее день рождения) признался дочери преподавателя мюнхенского технического училища, что она является избранницей его сердца. Ева была тронута и поражена этим признанием». Звучит не слишком правдоподобно. Учитывая сумасшедший график Гитлера, трудно представить себе, когда только что назначенный канцлер успел съездить из Берлина в Мюнхен, чтобы признаться Еве в любви. Хотя урвать время для интервью с Daily Mail ему удалось. Но дядя Алоис не говорит, что они именно встречались. Гитлер вполне мог позвонить ей — в конце концов, это был день ее совершеннолетия. Он сам или кто-то по его поручению послал ей в подарок вместе с традиционным гигантским букетом гарнитур из турмалинов (светло-зеленых полудрагоценных камней): ожерелье, кольцо и серьги. Украшения подходили к бледной коже Евы и смотрелись на ней, должно быть, элегантно, но не слишком экстравагантно. В 1932 году ее день рождения был проигнорирован. В 1933-м все изменилось.

Похоже, что всего через год после смерти Гели Гитлер уже нашел ей преемницу. Ева стала признанной и частой гостьей в Оберзальцберге. Без сомнения, из уважения к фрау Раубаль (вряд ли та возликовала от того, что ее дочери так быстро отыскалась замена) ей не отвели комнат в большом доме рядом с Гитлером. Она вынуждена была тесниться бок о бок с секретаршами в соседнем Платтерхофе. Надо полагать, любовью они занимались второпях и втайне от всех, что, возможно, только подстегивало возбуждение.

Объяснения, которые дает поступкам Гитлера Алоис, могли помочь родителям Евы принять неизбежное. Вероятно, они говорили себе: «Он действительно любит нашу дочь, но пока не в состоянии жениться на ней. Мы должны быть реалистами и полагаться на житейскую мудрость, раз уж сопротивление бесполезно». Цветистое заявление, что Ева «стала избранницей его сердца», подтверждается записью в ее дневнике три года спустя, в мае 1935-го: «Он [Гитлер] так часто говорил мне, что безумно влюблен в меня». Признаваться юной девице в нежных чувствах — излюбленная уловка соблазнителей, однако за этим должно было стоять нечто большее, иначе зачем выделять ее , когда столько молодых красавиц добивались его внимания? Увлечение Гитлера Евой было весьма однобоким, он никогда не поставил бы ее на первое место в своей жизни, но, будучи привязан к ней физически, вполне мог выражать это в словах любви. Мужчины так делают.

Каковы бы ни были причины ее любви к нему, они не имели ничего общего с корыстью. Со временем она научилась выпрашивать красивые платья и туфли, но никогда не требовала — и не получала — дорогих украшений. На фотографиях она почти всегда носит одни и те же скромные часики и браслет. «Гитлер не делал дорогих подарков Еве. Он до конца жизни оставался заурядным обывателем и считал цветы и недорогие безделушки совершенно достаточными знаками дружбы. Бриллиантовые ожерелья и диадемы, фигурировавшие в послевоенных историях о Еве, являются — как и многое другое — выдумками дешевых, вульгарных журналистов», — отрезал Алоис. Для Евы имело значение только то, что она вырвалась из хоровода старлеток и заняла место единственной любовницы Гитлера. За последние два года она привязала его к себе, пуская в ход искусные уловки: доставляя ему удовольствие, смеша его, принося ему сплетни и голоса молодежи с улиц и из многочисленных кафе Мюнхена. Она была человеком, к которому он обращался, нуждаясь в утешении и отдыхе. Привыкнув к ней, он не имел ни времени, ни желания искать кого-то еще. По словам адъютанта Фритца Видемана, одного из самых первых сторонников нацистской партии, фюрер однажды заметил, что быть холостяком удобно, добавив мимоходом: «А что до любви, так у меня есть девушка в Мюнхене». Но Ева лелеяла совсем иные планы. Четыре года прошло с их первой встречи, и она надеялась, что стоит на верном пути к замужеству.