В. Павлов - Люди легенд. Выпуск первый

Одна из записей заканчивалась так: «Нет, несвойственно мне походить не на русского человека. Дневник — чудесная вещь. Но не такой дневник хорош, как мой, в котором, как у фашистов с их бедным интеллектом и дьявольской пунктуальностью, записывается, сколько кур, гусок зажарено сегодня, где был бой, какую деревню взяли, кого за что ухлопали. Дневник должен ежедневно объяснять весь день не только твоей физической жизни, а в первую очередь духовной, интеллектуальной».

На следующей странице была такая запись: «Самая форма дневника вызывает у меня неприятное сравнение. Я бросаю вести тебя, неудачный мой спутник, второй мой я. Да здравствует поворотный год войны. Декабрь 1942 года».

— Это, наверное, дневник кого‑нибудь из погибших ковпаковцев? — спросил к.

— Нет. Дневник живого ковпаковца. Мой дневник, — ответил Вершигора.

В мешке лежало много записных книжек, странички которых были испещрены мелким почерком. В книжках стояли надписи: «Первая», «Вторая». Чем дальше шли номера, тем стройнее становились записи, в которых запечатлевалось и сохранялось то неясное и волнующее, что бывает в жизни у каждого человека, если он воюет или трудится, «не уткнувшись рылом в землю, дрожа за свою шкуру». То были походные маленькие «кладовые» будущего писателя Вершигоры, занятого в то время активной разведкой в тылу врага.

Через несколько лет после разбора мешка на тачанке начальника ковпаковской разведки я прочел многие из тех записей в книге «Люди с чистой совестью». Первые записи в первых дневниках в книгу не вошли. Они не относились к партизанской жизни, а были отвлеченными размышлениями человека, который живет не только тем, что у него перед глазами, но и думает, заглядывая вперед.

Записные книжки были интересны, и в то время они мне и адъютанту Вершигоры Саше Коженкову заменяли книгу о партизанском движении. На первых страницах сообщался адрес немца — хозяина записной книжки, далее шли последние записи перед его смертью, а еще далее Вершигора уже писал сам. Партизанам часто приходилось писать на немецких блокнотах, и в этом отношении, как и в отношении продуктов, обмундирования, боеприпасов, они находились на «иждивении Адольфа Гитлера», как выразился один из героев книги, Колька Мудрый, или иначе Колька Шопенгауэр.

Вот некоторые записи из одной книжки того времени.

«Ковпаковцы заманили мадьяр в глухое лесное село, а затем заминировали все выходы из него… (так ласточки замуровывают свои гнезда, в которые забрались непрошеные гости — воробьи)».

«К Ковпаку привели самострела. Ковпак посмотрел на него и усмехнулся: «Дурной, дурной, а хитрый — левую руку прострелил, а правую оставил, чтобы было чем чарку и ложку держать».

«Ковпак си–и-ильный человек, — говорил старик на Черниговщине», «Повозка как ероплан», «Лошадь с огромной доброй головой», «Пушку поменял на пистолет (отношение к трофеям)», «Храбрость и обман редко сочетаются в одном лице».

Так будущий писатель копил свои записи на маршах, после боев, в ежедневной, ежечасной опасности.

В марте 1943 года на реке Тетерев, на Киевщине, после взрыва железнодорожного моста я спросил Вершигору:

— Скажите, чего больше всего боятся ковпаковцы?

Он пристально посмотрел на собравшихся невдалеке партизан, на Ковпака, на комиссара Руднева и задумчиво сказал:

— Ковпаковцы — настоящие герои. А герои больше всего боятся забвения.

Впоследствии Вершигора не раз говорил:

— Россия удивила мир своей силищей, своим терпением, своими страданиями. Эти прожитые годы, тысячи километров, пройденные по оккупированной врагом нашей земле, — все, все позади. Но больно и дьявольски обидно подумать, что все ковпаковские подвиги, а самое главное, потрясающий опыт необычной войны забудутся, останутся неизвестными нашему народу, исчезнут из памяти такие герои, такие люди с чистой совестью, как Ковпак, Руднев, Карпенко, Базима, Мишка Семенистый, Митя Черемушкин, Семен Тутученко, Вася Войцехович.

Один старый украинский садовод, делясь своим опытом, сказал:

— Дерево — оно, как человек, как каждое живое существо, хочет после себя оставить потомство, продолжить свой род, сделать его вечным. Я на коре двух опытных яблонь у корней делаю надрезы, и деревья, боясь, как бы е ними ничего не случилось несчастного, каждую весну сильно цветут и дают богатые урожаи. Они настолько много родят, словно хотят своими плодами засеять всю землю.

Мудрая, своеобразная философия. Да, опасение за то, что пропадет опыт смертельной борьбы с врагом, накопленный ковпаковцами ценой своей крови, и народ не узнает имен преданных Родине сынов, по признанию Вершигоры, побудило его написать правдивую, искреннюю книгу.

— Трудно выбрать для будущей книги одного героя, — говорил Вершигора. — Героическое партизанское соединение составлено из отдельных людей, которые ежедневно совершают подвиги. Все войско Ковпака — вот герой моей книги!

— Отличительной чертой ковпаковцев, — продолжал Вершигора, — является то, что они беспокойные люди. Все они не хотят жить прошлым, своими удачными боями, разведками, операциями на железнодорожных мостах или железных дорогах. Каждый из них считает совершенное им уже пройденным этапом.

И дальше, развивая свою мысль, выведенную из наблюдений, он добавлял:

— Заметили ли вы, что они не рассказывают о том, как происходили бои, а больше разбирают свои промахи, даже мелкие, которые они допустили во время схваток. Они хотят быть более совершенными, более опытными.

Вершигора подметил отличительное качество советских людей, которых партия воспитывала и воспитывает в духе непрерывного движения вперед.

Соединение Ковпака, выросшее из двух маленьких отрядиков в крупное соединение больших отрядов, разросшихся в батальоны, не могло сидеть на одном месте и ждать наступления врага. В соединении собрались люди, которые стали отличными бойцами, они сами искали места расположения противника, чтобы напасть на него и уничтожить.

У ковпаковцев родилась своя собственная тактика — рейды. Сначала в коротких, а затем в более длинных рейдах ковпаковцы приобрели большой опыт ведения такой войны. Они совершили переход из Брянских лесов на Правобережную Украину, перенеся борьбу с врагом в более дальние его тылы. Много тысяч километров с боями прошли ковпаковцы по оккупированной врагом земле. Все эти блестящие рейды завершились победными операциями на Карпатах, под Варшавой и на западе Белоруссии.

После войны перед Вершигорой открылось огромное новое поле деятельности. И бывший командир 1–й украинской партизанской дивизии, воин–писатель жил и работал до самой своей безвременной смерти 5 мая 1963 года. Как‑то в Москве среди ковпаковцев, собравшихся у своего бывшего командира дивизии, вспыхнул бурный спор о литературе. Вершигора сказал: