Пол Кронин - Знакомьтесь — Вернер Херцог

Я был в университете в Беркли с Эрролом Моррисом [78] См. прим. 69. , который тогда учился в аспирантуре. Эррол — очень талантливый человек и настоящий товарищ по оружию. Он из тех, кто затеял сотню проектов и ни один не довел до конца, — при взгляде на него вы видите волнение ума, все вокруг буквально вспыхивает. Он играл на виолончели и подавал большие надежды, но в один прекрасный день, ни с того ни с сего бросил заниматься. Потом захотел снять фильм и все сетовал, как трудно выбить деньги у продюсеров. Я утверждал, что снимать можно и без денег, что нужна вера и страстное желание, а вовсе не деньги. «Хватит жаловаться на продюсеров, купи катушку с пленкой и начни завтра же, — сказал я. — Если снимешь фильм, я съем свой ботинок». И он снял чудесное кино о кладбище домашних животных под названием «Врата рая».

В Беркли я был в тех же ботинках, что и в тот день, когда дал обещание Эрролу. И я решил их приготовить. В ресторане, где все происходило, подавали утку, и у них была целая кастрюля утиного жира. Я прикинул, что жир закипает где-то при 140 °C и ботинки лучше сварить в нем, а не в воде. Но от горячего жира кожа сморщилась и стала только жестче, прожевать это было невозможно. Пришлось разрезать на крошечные кусочки ножницами для птицы и глотать, запивая пивом. В результате я выпил шесть бутылок и вышел из заведения изрядно навеселе. К счастью, кожа отлично переваривается. А потом Том Ладди [79] Том Ладди (р. 1943, США) — кинопродюсер, соучредитель Теллуридского кинофестиваля и бывший директор фильмотеки Калифорнийского университета. , который был на сцене вместе со мной, начал раздавать кусочки моих ботинок публике.

У нас с Лесом Бланком было негласное соглашение, что этот фильм — только для своих. Я недавно вернулся из Перу, где шла подготовка к съемкам «Фицкарральдо», и мне казалось, что эти кадры не стоит показывать широкой публике. Возможно, для меня это слишком личный фильм. Но Лес такой прекрасный режиссер, я ему прощу что угодно, и теперь я даже рад, что он заснял это мероприятие. Каждый мужчина должен время от времени съедать свои ботинки или делать что-нибудь столь же значительное. Наверное, если выдернуть поедание обуви из контекста, можно решить, что я псих, но я, в общем, не собирался устраивать представление. Это все имело большой смысл. Кроме того, я не планировал есть ботинок на публике, я хотел съесть его в ресторане, но друзья втянули меня в эту авантюру.

Вы сказали со сцены, что ваше поедание ботинок «должно стать стимулом для тех, кто хочет снимать и просто боится начать».

Да, и еще я хотел помочь Эрролу, потому что на тот момент у его фильма не было прокатчика. Вообще, надо чаще есть ботинки.

Пока шла подготовка к съемкам «Фицкарральдо» в Перу, вы сняли две короткометражки в Штатах — «Разъяренный божий человек» и «Проповедь Хьюи». Чем вас заинтересовал Джин Скотт?

Я не могу снимать кино о людях, которые мне не симпатичны это относится и к телепроповеднику доктору Джину Скотту. Как публичная фигура он, конечно, вопиющ, но я увидел в нем нечто очень грустное и трогательное. Мы никогда не стали бы друзьями, но тем не менее он мне очень нравился.

Впервые я увидел Скотта за несколько лет до того, как снял о нем фильм «Разъяренный Божий человек». Всякий раз, бывая в Америке, я смотрел его передачи и в результате пристрастился к ним. Меня восхищало, как он вопил с экрана, что «слава Божья в опасности», и что речь идет о «каких-то жалких шести сотнях долларов, а вы к стульям приклеились». Иногда он даже угрожал зрителям, к примеру, заявлял: «Я буду молчать десять минут, и если за это время мы не соберем двести тысяч долларов, я прерву передачу!» И правда сидел и молча смотрел в камеру десять минут.

Мне он казался глубоко несчастным человеком. Очень умным и несчастным. И, конечно, он был в каком-то смысле одержимым. Когда мы снимали фильм, он проводил шоу в прямом эфире по шесть, по восемь часов непрерывно, каждый день. Он был будто совсем один: разговаривал с камерой изо дня в день, прерывался только когда ему надо было в туалет, и в это время хор в студии исполнял какую-нибудь псевдорелигиозную песню. Как можно столько лет заниматься этим? Я его с тех пор ни разу не видел, но слышал, что он совсем чокнулся и теперь на съемках сидит внутри стеклянной пирамиды и вещает об энергии пирамид. Отошел, видимо, от христианских нравоучений. Он вписался во всеобщую паранойю и безумие и очень преуспел. Скотту, кстати, не нравилось, каким он предстает в «Разъяренном Божьем человеке», и он попросил меня сменить название. Изначально фильм должен был называться «Вера и валюта».

«Проповедь Хьюи» мы снимали в Нью-Йорке, в Бруклине. Я познакомился с епископом Хьюи Роджерсом по чистой случайности и спросил, нельзя ли снять о нем фильм. Тут нечего рассказывать. Это очень прямолинейный фильм о радостях жизни, веры и кинопроизводства. Сплошное удовольствие смотреть, как Хьюи, начиная проповедь вполне безобидно, постепенно приводит себя и паству в состояние совершенно невероятного экстаза.

«Фицкарральдо», пожалуй, самая известная ваша работа. Однако больше дискуссий вызывает не столько сама картина, сколько обстоятельства, при которых она была снята. Когда вы начинали работу над фильмом в перуанских джунглях, вы могли предположить, что в прессе поднимется такая шумиха?

Чего я уж точно не мог предположить, так это того, что через пару месяцев после премьеры «Фицкарральдо» в Мюнхене на меня посреди улицы набросится незнакомец, в прыжке пнет меня в живот, потом поднимется с земли и заорет: «Получил, скотина?!». Дело в том, что там, где мы хотели снимать, шли боевые действия, но фильм был совсем не об этом. Между Перу и Эквадором разгорелся пограничный конфликт, повсюду были военные и, в общем, было довольно страшно. За каждым поворотом реки мы натыкались на военный лагерь, кишащий пьяными солдатами. Еще были нефтяные компании, которые разрабатывали месторождения на землях индейцев. Учиняя зверства над местным населением, они построили нефтепровод, проходивший по территории индейцев, через Анды и до Тихого океана. На время строительства они привезли проституток, и участились случаи изнасилования.

Когда мы, заручившись разрешением аборигенов, приехали снимать, накопившиеся проблемы стали так или иначе связывать с нашим присутствием. Пресса забыла и о войне, и о нефти: мы были для репортеров лакомым куском. В фильме, как вы знаете, должен был сниматься Мик Джаггер, а также Клаудия Кардинале и Джейсон Робардс, которому я изначально предложил роль Фицкарральдо. Меньше всего я хотел быть пляшущим медведем в медийном балагане, но получилась гремучая смесь: Клаудия, Джаггер, свихнувшийся Херцог, индейцы, пограничный конфликт и военная диктатура. Однако опровергнуть домыслы прессы было несложно: комиссия по правам человека прислала к нам своих людей, и они не нашли ни единого нарушения. Я считаю, что чем безумнее и невероятнее байки, тем быстрее они иссякнут. Так и случилось. Два года пресса объявляла меня преступником, а потом все как-то рассосалось.