Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

— Ах! Напишите все это, прошу вас. Моя дорогая мама, — сказала она, глядя на мисс Паулину, — попросите моего папу написать это, и я буду обедать с вами очень часто.

Паулина, рассмеявшись от всей души и называя меня мужем, попросила всерьез написать эти слова, на листе бумаги, что, разумеется, могло только дать понять ее матери, что я люблю Софи, и увеличить этим ее осмотрительность по отношению к ней, и я на это пошел. Софи ушла с радостью в душе, покрыв нас поцелуями.

— Давно уже я так не смеялась, — сказала мне Паулина, — и я не думаю, что у меня в жизни был более приятный обед. Эта девочка — очень редкая игрушка, и бедная малышка несчастна. Она бы не была такой, если бы я была ее матерью.

Я сказал ей на это, кто она была, и резоны, которые у меня были, высказать знаки неприязни ее матери.

— Мне смешно, что она скажет матери, что застала вас за столом с вашей женой.

— Она этому не поверит, потому что слишком хорошо знает, что женитьба — это обряд, который я ненавижу.

— Почему?

— Потому что это могила любви.

— Не всегда.

Паулина вздохнула, опустив свои прекрасные глаза, и переведя разговор в другое русло. Она спросила, собираюсь ли я пробыть долго в Лондоне, и, ответив ей, что рассчитываю провести здесь девять-десять месяцев, я счел возможным задать ей тот же вопрос, и она ответила, что об этом ничего не знает, потому что возвращение на родину зависит для нее от некоего письма.

— Могу ли я спросить, где ваша родина?

— Я предвижу, что у меня не будет от вас секретов в том, что вас интересует; но пожалуйста, пусть пройдут несколько дней. Я только сегодня начала вас узнавать, и таким образом, что вы предстаете передо мной в весьма привлекательном виде.

— Я сочту себя польщенным, если смогу заслужить ваше признание; что же касается уважения, я не слишком его ценю, потому что оно исключает дружбу. Я стремлюсь к вашей и заверяю вас, что постараюсь ее завоевать.

— Полагаю, что вы вполне на это способны, и должна вас попросить меня поберечь. Большая дружба, что я могла бы начать к вам испытывать, сделает для меня мучительным расставание, которое может наступить в любой день, и которого я должна бы желать.

Мы закончили нашу партию, и затем она попросила моего позволения подняться к себе. Я бы охотно провел с ней весь день, потому что не знал женщины, наделенной более тонкими манерами. Я провел остаток дня у Бинетти, которая спросила у меня новостей о лорде Пембрук. Она была раздосадована.

— Это человек мерзкий, — сказала мне она, — который хочет каждый день новую женщину. Как тебе это?

— Я завидую счастью, которое он может этим обрести.

— Это происходит лишь потому, что женщины дуры. Он меня заполучил лишь потому, что удивил, будучи у тебя. Без этого он никогда бы этого не добился. Ты смеешься?

— Я смеюсь, потому что он тебя поимел; ты его тоже поимела, так что вы в равном положении.

— Это не равное положение, ты сам не знаешь, что говоришь.

В восемь часов я вернулся к себе, и Паулина сразу спустилась. Служанка выполнила ее приказ. Она сразу ее известила. Если Паулина, сказал я себе, задумала меня влюбить в себя, проявляя внимание, мы согласны и наше дело сделано. Мы сели за стол в девять часов и оставались там до полуночи. Я рассказывал ей разные байки. Она сказала мне, уходя, что я заставляю ее забыть свои несчастья.

Милорд Пембрук пришел на следующий день к завтраку и поздравил меня с успехом моего объявления. Он проявил интерес к моей жилице, но я сказал, что это невозможно, поскольку она по своим привычкам одиночка, что, впрочем, меня не заботит, поскольку она иначе не может. Он не настаивал. Я сказал ему, что ла Бинетти осуждала его непостоянство, и это заставило его смеяться.

— Обедаете вы сегодня у себя?

— Нет, милорд.

— Я все понимаю.

Мартинелли насмешил меня, прочитав по-итальянски три-четыре объявления в духе моего, напечатанных в городской газете. Забавно было то, что они пародировали мое. Одно говорило, что имеются пустые апартаменты для молодой и красивой женщины, которая спасается от своего мужа, потому что сделала его рогоносцем на следующий день после свадьбы; указывался дом, где имеются эти апартаменты, и говорилось, что беглянка платит только шесть шиллингов в неделю, но за эти деньги она имеет стол и хозяина дома, который будет с ней спать каждую ночь. Другие объявления были все в том же духе и более неприличные. Все в высшей степени злоупотребляли свободой прессы в Лондоне. Мартинелли из скромности ничего не сказал мне о моей жилице. Это было в воскресенье; я попросил отвести меня к мессе у баварского посланника. Я думал застать там Паулину, но ее не увидел. Она зашла, как она мне потом сказала, в такое место, где ее было не видно. Церковь была полна народа, и Мартинелли показал мне лордов и леди, которые были католики и не прятались.

Когда я вошел, лакей Корнелис передал мне записку. Она мне писала, что может выходить, ничего не боясь, во все дни праздников, и что она хочет прийти ко мне обедать. Я сказал, что жду ее. Я зашел к Паулине, чтобы узнать, хочет ли она обедать вместе с Корнелис, и та ответила, что ничего не имеет против, если с той не будет мужчин. Поэтому я написал, чтобы та приходила без мужчин. Она пришла с Софи, которая без всякого указания бросилась в мои объятия. Корнелис, смущаясь присутствием Паулины, отозвала меня в сторонку, чтобы сказать, что она растрогана до слез, и рассказать о некоторых химерических идеях, что крутятся у нее в голове и направлены на то, чтобы разбогатеть в скором времени. Софи была душой нашего обеда. Я не смог удержаться и не сказать Корнелис, что Паулина — иностранная дама, которой я сдаю апартаменты.

— Значит, это не ваша жена? — спросила Софи.

— Нет, я не настолько счастлив, — пошутил я.

— В таком случае, я хочу спать с ней.

— Когда?

— Когда мать мне позволит.

— Надо узнать, хочет ли этого мадам, — сказала ее мать.

— Она в этом уверена, — сказала Паулина, обнимая ее.

— Ну что ж, мадам, я ее вам оставлю; я отправлю Рокур забрать ее завтра утром.

— Можно, — говорю я, — завтра в три часа. Она пообедает с нами.

Софи бросилась целовать мать. Эта женщина не знакома была со счастьем быть любимой.

После ухода Корнелис я спросил Паулину, не хочет ли она немного прогуляться с малышкой и со мной в окрестностях Лондона, где нас никто не увидит, но она ответила, что должна соблюдать осторожность и не выходить в компании кого бы то ни было, так что мы провели весь день у себя, при этом совершенно не соскучившись. Софи пела арии, итальянские, французские и английские, которым она аккомпанировала бы, если бы был клавесин. Она пела английские дуэты вместе с Паулиной, которые доставляли мне наивысшее удовольствие. Мы поужинали столь же весело, и ближе к полуночи я отвел их на четвертый этаж, сказав Софи, что поднимусь, чтобы позавтракать с ней, при условии, что она дождется меня в постели, потому что мне хочется увидеть, так ли она красива в постели, как одетая, и она пообещала меня дождаться. Я не осмелился просить Паулину доставить мне такое же удовольствие. Так что я застал ее в восемь часов утра уже вставшей, хотя и в большом неглиже.