Джованни Казанова - История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11

— Этот месье, — сказал он, — побил своей обнаженной шпагой трех почтальонов, из которых один, раненный в лицо, последовал за ним, и это ему дорого обойдется. Он их избил, потому что они хотели помешать ему уехать, не заплатив мне и не оплатив конюшне овес, который ела его лошадь.

— Вы неправы, решив применить к нему насилие, потому что у него не вид вора, и вы должны были бы без труда поверить, что я по прибытии вам заплачу.

— Вы ошибаетесь. Я не обязан был этому верить. Я сотню раз в моей жизни бывал обманут подобным образом. Если вы хотите обедать, ваш стол готов. Если бы ваш возчик приехал на четверть часа раньше, все бы сошло хорошо.

Я видел, что Бетти в отчаянии. Ее душа полностью отражалась на ее лице, и ее молчание рисовало ее с лучшей стороны. Далекий от мысли делать ей замечания по поводу этого беспорядка, я попытался развеселить ее разными легкими разговорами и убедил ее хорошо пообедать и повеселить душу превосходным мускатом, которого хозяин принес нам большой графин. Но я бы напрасно старался умерить ее тревогу, если бы не вызвал возчика, сказав, что хочу выехать сразу после обеда.

— Мы поедем только до Сантино, — ответил он, — и будем там через два часа. Подождем прохлады.

— Нет. Мужу мадам может понадобиться наша помощь. Этот раненный почтальон последовал за ним, и бог знает что может приключиться.

— Ладно. Тогда поедем.

Бетти посмотрела на меня с благодарностью, написанной на ее лице, и чтобы выразить ее, сделала вид, что у нее пробудился аппетит. Она уже поняла, что это способ выразить мне благодарность. Я вызвал наверх, пока мы обедали, одного из избитых почтальонов и попросил его рассказать, что было. Этот плут был фанфарон; он подтвердил, что получил удары шпагой плашмя, но хвастал, что запустил в него камнем, который должен был того разозлить; я дал ему паоли и пообещал ему цехин, если он пойдет в Сантино, чтобы свидетельствовать против своего товарища, и он согласился. Он начал тут же говорить в пользу графа, что вызвало смех у Бетти. Он сказал, что рана на лице была только царапина, которую, впрочем, он заслужил, потому что не должен был подставлять голову. Он заверил нас, чтобы утешить, что француз получил три или четыре удара камнем, что не утешило Бетти. Я увидел, что дело приобретает комический оттенок, и что оно окончится ничем. Почтальон, ставший адвокатом графа д'Этуаль, сразу ушел, и мы последовали за ним полчаса спустя.

Но Бетти осталась очень обеспокоенной, когда, прибыв в Сантино, мы узнали, что граф направился в Аквапенданте, что окровавленный почтальон последовал за ним, и что другой почтальон, наш адвокат, поехал также туда. Я напрасно убеждал Бетти, что нечего опасаться, что у графа есть голова на плечах и что он сможет защититься, тем более, что удары камнем, что он получил, показывали, что он только защищался; Бетти мне не отвечала и я видел, что она огорчена. Она, может быть, опасалась, что, если она будет вынуждена провести ночь со мной, я не захочу оплачивать ее расходы. Я думал, я высчитывал и я видел правду. Я спросил у Бетти, не хочет ли она, чтобы мы направились сразу в Аквапанданте. При этом вопросе ее лоб разгладился, она раскрыла руки и я обнял ее.

Ах, природа! Я не старался понять, из какого источника исходит поцелуй, который я получил; я поднялся, вызвал возчика, который уже поставил лошадей в конюшню, и сказал ему, что хочу сразу ехать в Аквапанданте. Он грубо ответил, что я волен взять почтовых, но что касается его, он не поедет.

— Очень хорошо. Быстро, закажи двух лошадей.

В этот момент Бетти, охваченная чувством, видя, сколь хорошо оплачивается ее простой поцелуй, даровала, я думаю, мне все, чего я мог бы желать, потому что упала в мои объятия. Я засмеялся, наслаждаясь ее радостью и заверяя ее, что у меня не может быть другой воли, кроме ее, и немедленно покрыл поцелуями ее рот и глаза. Она, мне показалось, высоко оценила мою сдержанность. Лошади были уже запряжены, и, заплатив хозяину за ужин, который, как он говорил, он уже приготовил, мы отправились в путь. Возчик сказал нам, что будет также в Аквапанданте в восемь часов, потому что назавтра мы должны будем выехать на рассвете, чтобы обедать в Монтефьясконе.

Нам понадобилось только три четверти часа, чтобы прибыть в Аквапанданте, где мы нашли безумца, веселого и довольного, который схватил в свои объятия несчастную Бетти, которую я увидел вне себя от восторга, что она снова увидела его спасенным и здоровым. Он сразу сказал нам, воспевая свою победу, что вздул всех мерзавцев из Радикофани, получив только два легких удара камнем, от которых сумел уберечь свою голову.

— Где же сейчас, — спросил я, — меченый почтальон?

— Он пьет за мое здоровье с другим; они оба попросили у меня прощения.

— Благодаря экю, — сказала Бетти.

— Экю? Вы зря его им дали. Другой раз их надо будет поколотить.

Перед ужином он показал нам свои раны на своих ляжках и сбоку на груди; этот мерзавец был очень красивый малый. Восхищенный вид Бетти меня обеспокоил, но я страдал от всего сердца после задатков, которые она мне дала, в том, что благодарность воспоследует. За ужином он говорил и творил те же безумства, что и накануне; он настаивал, чтобы я лег в той же комнате, но я захотел уйти. Я ясно видел, что буду стеснять Бетти, она явно была еще не готова к тому разврату, к которому этот несчастный хотел ее приобщить. На следующее утро граф д'Этуаль мне сказал, что закажет нам хороший ужин в Витербе, и что хорошо бы я одолжил ему цехин, чтобы он мог оплатить свой обед в Монтефьясконе. Он показал мне как бы между прочим обменное письмо на три тысячи экю, которое было у него в портфеле. Я сказал ему, что убедился в этом, не читая его.

Бетти, убедившись, что, несмотря на слезы, что я заставил ее пролить, она может рассчитывать на мое сочувствие, стала вести себя со мной по-дружески. Она сразу объяснилась и почти дала мне право задавать ей вполне свободно вопросы, присвоив себе право указывать мне на мои ошибочные предположения.

— Вы видите, — сказала мне она в Монтефьясконе, — что только случайно или по забывчивости мой друг оказался без денег, потому что у него имеется значительное обменное письмо.

— Я полагаю его фальшивым.

— Ох! Это зло так говорить.

— Я сужу по его поведению. Я хорошо знаю эти штуки уже лет двадцать. Если это обменное письмо на Рим, почему он не учел его в Сиене, во Флоренции, в Ливорно?

— Может быть, у него не было времени. Он торопился уехать. Ах! Если бы вы все знали!

— Я не хочу знать ничего, дорогая Бетти, кроме того, что вы сочтете нужным мне сказать; но пока говорю вам, что все, что я вам высказал, — не предположения, не подозрения, но истина, основанная на том, что я увидел.