Николай Окунев - Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2

В старинной хронологии достопамятных российских происшествий об 1342 годе кратко сказано: «Россияне льют колокола». Для материала «достопамятных» событий сего 1921 г. можно записать корреспонденцию из Костромы, сообщающую, что крестьяне Кавернинского уезда постановили снять колокола с церквей и перелить их на электрическую проволоку. Снять-то, конечно, снимут, а вот проволоку-то не сделают до второго пришествия. И выйдет — ни Богу свечка, ни черту кочерга!

Троцкий поведал корреспондентам английских и американских газет, что «ликвидация кронштадтского мятежа несколько затянулась, и это объясняется тем, что при проводимых мерах приходилось и приходится не только оберегать от излишних жертв советские войска, но и всячески щадить мирное население и не участвующий в мятеже гарнизон Кронштадта». При этом Троцкий уверяет, что Петроград «столь же недосягаем для контрреволюционного переворота, как и для кронштадтской артиллерии».

Ленин в своем докладе о натуральном налоге откровенно заявил, что «крестьянин не хочет того, чего хочет рабочий», что «крестьянство формой отношений, которая у нас установилась, недовольно». «Мы с этим должны считаться… Не надо закрывать глаза, что замена разверстки налогом означает то, что кулачество из данного строя будет вырастать еще больше, чем до сих пор. Оно будет вырастать там, где оно раньше вырастать не могло… Государственная монополия есть наилучшее с точки зрения социализма», но, как переходную меру в стране крестьянской, которая имеет промышленность, и при наличии некоторого количества товаров, возможно применить «систему налога и свободного оборота». Итак, страшное слово «свободная торговля» заменено нестрашным «свободный оборот» . И этот свободный оборот предоставляется также кооперациям. Значит, торговать все-таки будут, «излишки», конечно, будут припрятывать, «чекушки» займутся достолюбезными им обысками, а через год «великий вождь пролетариата» предложит своему стаду еще новый какой-нибудь опыт, так потихоньку и доплетется русское крестьянство до своего старого положения, если само не захочет сделать этого без дальнейших «опытов».

Масло сливочное 20.000 р. фунт, соль-бузун 3.750 р. ф., свинина 12.000 р. ф. Колокола… впрочем нет, — московские колокола еще не продаются и пока позванивают со своих мест. Здесь, должно быть, в проволоке недостатка нет.

4/17 марта.От иностранного комитета объявлено, что 16 марта Красин и английский министр торговли Роберт Хорн подписали торговый договор РСФСР с Великобританией.

Все-таки на 10-м съезде Зиновьев с Троцким имели «схватку» по вопросу о профсоюзах. Речи их такие большие и мудреные, что я не могу вкратце их передать и приведу лишь несколько фраз Троцкого, из коих видно, что он не ходит вокруг да около, а называет вещи своими настоящими именами. Так, например, он говорит: «На этом съезде мы вынуждены сделать огромную уступку собственническим мелкобуржуазным условиям хозяйственной жизни и психологии крестьянства». К замене разверстки налогом Троцкий приглашал своих товарищей будто бы еще год тому назад, а потому он восклицает, что: «здесь правильность предвидения целиком на нашей стороне». Дальше: «Кризис состоял в том, что в профсоюзах стало усиливаться давление чисто потребительской точки зрения, которая напирала на профессионалистов внизу больше, чем наверху… Тов. Зиновьев говорит, что кризис у нас не профессиональный, а общий. Но это лишь общая фраза о кризисе. Мы же исходим из анализа проявлений кризиса в разных областях… Нам возражают, что у нас не кризис, а рост… Вместо того, чтобы сказать, что кризис союзов есть только отражение глубочайшего кризиса, нам говорят: «это симптом роста»… Вы, товарищи, не свели концов с концами, и глава вашей резолюции «не кризис, а рост» бесспорно должна быть вычеркнута целиком, как неправильная… Мы стоим перед труднейшим периодом и величайшими усилиями.»

В заключительной речи на том же съезде Ленин поспорил с Цюрупой насчет коопераций, — Цюрупа чуть ли не предпочитает воссоздание мелкой частной торговли — предоставлению кооперациям «свободного оборота». А Ленин за последнее, хотя и убежден, что кооперация «политически служит местом организации, централизации и объединения элементов, политически враждебных нам». В конце своей речи Ленин сказал, что «не того надо бояться, что мелкая буржуазия и мелкий капитал вырастают. Надо бояться того, что слишком долго продолжается состояние нужды, недостатка продуктов, из которого вытекает уже обессиление пролетариата, невозможность для него противостоять стихии мелкобуржуазных колебаний.»

Съезд закрылся 16 марта в 5 ч. вечера.

«Наша молочница», т. е. крестьянка какой-то подмосковной деревни, доставляющая ежедневно в квартиры нашего дома молоко, купила в Томилине дачу, размерами «9x12» за 3.000.000. И это не вилла, не замок, а простой дом, мало чем отличающийся от обыкновенной деревенской избы.

Сегодня на службе кто-то принес пачку мужских бумажных носков, очень невысокого качества, и их «расхватали» все-таки довольно быстро, платя по 5.500 р. за пару.

6/19 марта.В газетах официальное коротенькое сообщение, что Кронштадт взят красными войсками, а о том, что предшествовало этому, пока ни слова.

Благостью или усмотрением своего нового начальства (по ЦНО) я восстановлен в своих «персональных» правах, т. е. получил опять 18.0 руб. в месяц жалования, и столько же премиальных. Благодаря тому, что в декабре месяце мне платили только по тарифу, а с 1-го января сего года вообще еще ничего не платили, то я сегодня сразу получил по расчету до 16-го марта с.г. недополучек и вознаграждений по положению 104.076 рублей. «Отродясь» таких сумм не получал в свое собственное распоряжение, а все-таки не закутил с такой получки. Ибо на нее теперь разве только полбутылки водки дадут с приличной, но не роскошной и не обильной закуской, т. е. только то, чему до войны цена была 1 р. 50 к.

Погода чисто весенняя, солнечно. Таяние пошло вовсю, но снег еще держится, потому что утренички бывают.

7/20 марта.Ходил сегодня в Храм Христа Спасителя на «Торжество Православия» (совершаемое по церковному обычаю в первое воскресенье Великого поста). Обедня и самый чин Православия продолжались от 10 ч. до 2 ч., служил сам Патриарх с большим сонмом духовенства. Из дьяконов первенствовал Розов. Его необыкновенный голос и в этом огромном храме поражал всех своею мощью, не теряя красоты звука и музыкальности. Храм был переполнен; вся служба прошла чинно и благолепно, точно в старые времена. После службы я остался у восточных дверей храма посмотреть отъезд Патриарха. Читавший о пышном обиходе древних патриархов и еще не так давно видевший в той же Москве разъезды митрополитов в каретах, запряженных шестеркой лошадей, я опять поражен был жалкой обстановкой путешествия русского первосвятителя по Москве. Он сел вдвоем с Митрополитом Евсевием в старую извозчичью пролетку, запряженную старой дешевенькой лошадкой, да так и поехал на свое Троицкое подворье. Я долго следил за тихо идущими путешественниками, и не столько за ними, сколько за встречь едущими и идущими им. Первые, преимущественно в автомобилях, окатывали их грязью и, вероятно, насмешливыми (если не сказать худшего) взглядами, а вторые останавливались (не все, конечно) и снимали шапки. Последнее зрелище все-таки немного сглаживало горечь неподобающей сану Патриарха поездки. Столько лучезарности в храме, и столько убожества на улице! Патриарх и Митрополит как-никак из храма уехали, но сослуживший им Архиепископ Гродненский Михаил, несколько архимандритов, митрофорных протоиереев и прочих священнослужителей, собравшихся с разных концов Москвы, от всех ее, должно быть, «сорока сороков», — все они, подобравши свои длинные рясы, поплелись восвояси пешочком. Нельзя сказать поэтому, чтобы это было полным «торжеством Православия».