Борис Григорьев - Бестужев-Рюмин

Отсутствие Шетарди вовсе не означало, что Франция прекратила свои происки против России и её вице-канцлера. Бестужев не переставал повторять Елизавете, что на Францию ей необходимо смотреть через призму донесений Антиоха Кантемира из Парижа, но это пока мало помогало, потому что императрица продолжала видеть русско-французские отношения сквозь розовые очки маркиза Шетарди.

В Петербурге между тем продолжал действовать официальный, настоящий, посланник Франции — Луи д'Юссон д'Аллион, обладавший не меньшими амбициями, нежели убывший из России Шетарди. В июле 1743 года он сообщал в Париж, что вместе с гофмаршалом великого князя Петра Фёдоровича Оттоном Бруммером и Лестоком, невзирая на «кредит» Бестужевых и английского посланника Уича, имеет важное влияние на решение шведских дел. В частности, эти двое господ заблокировали проект женитьбы на английской принцессе только что водворённого по воле России шведского наследника трона. «Господа Бруммер и Лесток мне сказали, что они недавно склонили царицу писать принцу, чтоб он не думал более об этом браке, — писал д'Аллион. — Оба по моему наущению и собственным выгодам удвояют усилия, чтобы низвергнуть Бестужевых… и поручить заведование иностранными делами генералу Румянцеву, господину Нарышкину… или князю Кантемиру…» После лопухинского дела «голос Бестужева и его шайки», по словам д'Аллиона, «очень слаб теперь».

В сентябре 1743 года по указу Елизаветы Петровны над французской миссией был установлен карантин: в миссии заболел оспой секретарь Мондемер, и императрица распорядилась, чтобы Бестужев-Рюмин «пристойным образом» дал знать французскому посланнику, что её двор не будет его принимать минимум в течение полутора месяцев. Кажется, способ оповещения д'Аллиона оказался на практике не очень пристойным: ноту о карантине вручил ему слуга оберцеремониймейстера Франц Матвеевич Санти.

…Но кроме французской головной боли у вице-канцлера появилась голштинская. Во-первых, совершенно внезапно для всех голштинский «чёртушка» и великий князь Пётр Фёдорович был объявлен наследником Елизаветы. Об этом заранее знали только Лесток, новгородский архиепископ Амвросий Юшкевич (1690—1771) и появившийся при дворе великого князя Петра Фёдоровича голштинец Оттон Ф. фон Брюммер (Бруммер) [51] Бруммер, обычный кавалерийский солдафон, до приезда голштинского принца в Россию был его воспитателем. По сведениям, полученным посланником России в Дании и Швеции Й. Корфом, Бруммер издевался над принцем, унижал его человеческое достоинство и по приезде в Россию, ненавидя всё русское, прививал подобные же чувства своему воспитаннику. Он был один из тех, кто сильно поживился за счёт «бесхозного» герцогства Голштинского и представлял собой наихудший тип средневекового мужлана. . Именно гофмаршал Петра Фёдоровича Бруммер при содействии Лестока затеял возвести на шведский трон ещё одного голштинца — епископа Любекского Адольфа-Фридриха (1710—1771), дядю великого князя Петра Фёдоровича, что сильно осложнило действия Бестужева на русско-шведских мирных переговорах. Вице-канцлер выступал за жёсткие условия мира со шведами вплоть до оставления за Россией завоёванной Финляндии, а теперь, чтобы заставить шведов принять к себе Адольфа-Фридриха, Россия как победитель, чтобы буквально «всучить» шведам неудобного кандидата, должна была умерить свои требования.

При всём этом Бестужев проявлял косвенную заботу о наследнике. В письме от 7 сентября 1744 года он напоминает Черкасову о том, что великому князю до сих пор не переведены 70 тысяч рублей. Вице-канцлер пишет, что он волнуется не за самого Петра Фёдоровича, а за интересы государства Российского: деньги нужны герцогству Голштинскому, поскольку в противном случае герцогство, согласно уставу Священной Римской империи, будет у Петра Фёдоровича отнято.

Преуспевший в своих усилиях посадить на трон Швеции угодного кандидата, русский двор должен был теперь позаботиться об её обороне. Такая перспектива мало нравилась вице-канцлеру Бестужеву. Он справедливо негодовал, что «сии скоропостижныя голштинския угрозы впутать могут в новую войну», которая будет «без всякой прибыли». Цитируя слова английского посла С. Уича, братья Бестужевы надеялись, «предлагая Ея Величеству только один шаг за другим, незаметными ступенями довести её до выполнения всего плана их, который как нельзя более удовлетворителен».

Однако послать в Швецию корпус во главе с генералом Кейтом [52] Кейт Джеймс (Яков Виллимович) (1698—1758), шотландец, на русской службе с 1728 года, участник Русско-турецкой войны (1735—1739), наместник Малороссии (1738—1741), генерал-аншеф (1737), в войне со шведами в 1741—1743 гг. занял Аландские о-ва. С 1747 г. на прусской службе с условием не воевать против русских. Погиб в сражении при Хохкирхене во время Семилетней войны. всё-таки пришлось, и у Швеции до войны с Данией дело не дошло. Маркиз Шетарди хвастался тем, что лично сочинил проект инструкции генералу Джеймсу Кейту, возглавлявшему контингент русских войск в Швеции. Бестужев возмущался: «Неслыханное в свете дело, чтоб в совете по проекту иностранного министра оканчивалось и всё, что в оном прибавлено или происходило, ему точно известно. Генерал Кейт в су мнении будет, по каким указам ему исполнять: по отправленным ли из коллегии Иностранных дел или как по Шетардиеву составлению…»

А.П. Бестужев-Рюмин был недоволен посылкой русских солдат в Швецию и говорил: «Сии скоропостижные голштинские угрозы впутать могут в новую войну, которая без всякой прибыли удаления ради ещё тяжелее прежней будет».

Важный пункт системы А.П. Бестужева-Рюмина касался отношений с Австрией. Бестужев с помощью австрийских дипломатов в Петербурге предпринимал энергичные меры к установлению с Веной самых дружественных отношений и старался одновременно рассеять у Елизаветы Петровны предубеждения против австрийского двора, возникшие, в частности, в результате «лопухинского дела» и участия в нём австрийского посланника. Правда, на этом пути его здорово подвели коварные «альбионцы», которые неожиданно заключили оборонительный союз с пруссаками. Посланник Фридриха II в Петербурге Мардефельд при содействии С. Уича прилагал теперь усилия по заключению аналогичного союза с Россией, чтобы последняя гарантировала Фридриху недавнее разбойничье его приобретение Силезии [53] Фридрих II, планируя захват Силезии, исходил из того, что, во-первых, она в своё время принадлежала Бранденбургскому курфюршеству, но была уступлена императору Священной Римской империи. Теперь (и это во-вторых) император этой фиктивной империи Карл VI умер, а его дочь Мария-Терезия, восшедшая на австрийский престол 9/20 октября 1740 г., никаких прав на Силезию не имела. . Это была первая английская подножка Бестужеву и его системе, но за ней скоро последует вторая.