Борис Григорьев - Бестужев-Рюмин

Получалась странная, прямо-таки уродливая внешнеполитическая конфигурация, совмещавшая в себе несовместное (и сильно напоминающая нам положение в Европе накануне Второй мировой войны): Англия, союзница России и Австрии, заключила союз с их противником Пруссией и теперь, нарушая стройную систему Бестужева, пыталась уговорить его заключить союз с Берлином. И такой союз в марте 1743 года был подписан, правда, без русской гарантии завоевания пруссаками Силезии (при этом Берлин дал гарантии русским приобретениям в Финляндии). Конечно, русско-прусский союз был мертворождённым ребёнком, ибо и Елизавета, и уж тем более Бестужев относились к Пруссии с большим недоверием.

Между тем неуёмный Фридрих II, или, как его с чьей-то лёгкой руки в окружении Бестужева назвали, скоропостижный король, попытался возмутить ганноверских князей против английского их родственника короля Георга II, что сильно всполошило Форин Офис и заставило С. Уича провести зондаж относительно позиции России на случай военных действий Англии с Пруссией. А.П. Бестужев-Рюмин дал ему понять, что России в союзе с Австрией и Англией «окоротить» Фридриха не представило бы большой проблемы. Впрочем, между Бестужевым и англичанами полного единства взглядов не существовало: Бестужеву важны были национальные интересы России, и для их обеспечения он искал в Европе надёжных союзников, в то время как Англия преследовала в этой политике лишь цель восстановить в Европе нарушенное Францией равновесие сил. Говоря попросту, это равновесие вице-канцлера волновало постольку-поскольку, а если и интересовало, то только в преломлении к русским интересам и нуждам. В этом смысле Алексей Петрович был одним из тех немногих бескомпромиссных людей на внешнеполитическом поприще России, которые во главу угла ставили интересы своего отечества. Последующие канцлеры России будут послушно выполнять предначертания своих императоров и обеспечивать не столько интересы собственной страны, сколько стараться «ублажить» то Пруссию, то Австро-Венгрию, то Европу в целом.

Сближение с Австрией произошло после Бреславского мира, заключённого 1 ноября 1743 года между Австрией и Пруссией. К этому времени императрица Мария-Терезия (по своим делам и значению для страны — австрийская Екатерина II), уже признала императорский титул Елизаветы Петровны и намеревалась пойти ещё дальше. Всё дело на некоторое время испортило «лопухинское дело» и действия австрийского посланника де Ботты (см. далее). Они на некоторое время осложнили действия вице-канцлера по сближению с Австрией.

Естественно, доверие императрицы к Бестужеву после английских «кульбитов» уменьшилось, и ему снова и снова приходилось взбираться на одну и ту же скользкую горку. У него, правда, появился временный союзник — конференц-министр граф М.И. Воронцов [54] С приходом в КИД Воронцов М.И. станет противником бестужевской системы и сближения России с Англией. В 1758 г., после временного устранения от внешних дел, он возглавил КИД и в течение нескольких лет определял внешнюю политику России. Во время переворота 1762 г. остался верен Петру III и отказался присягать Екатерине II, однако на некоторое время оставался на посту канцлера. Его брат Роман (1707—1783), генерал-аншеф, отец знаменитой Екатерины Дашковой и Елизаветы Воронцовой, любовницы Петра III, был «птицей другого полёта»: будучи наместником в ряде губерний, прославился лихоимством и получил кличку Роман — большой карман. , также участвовавший в суде по «лопухинскому делу». Этот граф в ночь переворота с 24 на 25 ноября 1741 года вместе с Петром Шуваловым (1711—1762) стоял на запятках саней Елизаветы Петровны, теперь стал помощником А.П. Бестужева-Рюмина, но позже перейдёт на сторону его врагов.

А.П. Бестужев стал автором и русско-прусского договора 1743 года. Договор, как мы упоминали, был неискренним с обеих сторон, но стороны пошли на него, чтобы хоть как-то насолить Франции. Фридрих II надеялся этим на какое-то время нейтрализовать Россию и предлагал возобновить русско-прусский договор 1740 года, подписанный во времена регентства Анны Леопольдовны и позволявший ему получить гарантию на его завоевания в Австрии, но Бестужев настоял на том, чтобы взять за образец договор 1726 года, менее выгодный для Пруссии.

1744 год стал годом решительных сражений вице-канцлера с французской партией на поле дипломатической и тайной войны. Он начался для России не совсем удачно: ставленник Елизаветы Петровны на шведском троне наследный принц Адольф-Фредрик, вопреки энергичным протестам Алексея Петровича, женился на сестре Фридриха II Ловисе Ульрике, и состоялся брак английской принцессы Луизы с датским кронпринцем. Группировка европейских держав снова складывалась не в пользу России, из-под ног Бестужева стала уходить почва, ибо он почувствовал охлаждение к нему Лондона. Форин Офис предложил ему подписать соглашение с Копенгагеном, и Бестужев, связанный по рукам и ногам обязательствами перед голштинским двором, выдвинул Копенгагену условие, согласно которому Дания формально отказалась бы от всяких прав на Голштинию. Естественно, Дания ответила отказом, и тем дело и закончилось.

Положение вице-канцлера осложнилось ещё и тем, что конференц-министр М.И. Воронцов «с лёгкой руки Марде-фельда» стал менять к нему своё благосклонное отношение, а это сильно мешало Бестужеву-Рюмину получать непосредственный доступ к императрице, поскольку все дела ему приходилось докладывать императрице через конференц-министра Воронцова. Нужно было сначала «обрабатывать» Михаила Илларионовича и вставлять в его уста некоторые свои наиболее щекотливые и важные мысли, а это не всегда удавалось. Нужно было всячески изворачиваться, юлить и подобострастничать, обращаясь к младшему по рангу лицу с угодливыми письмами и подписывая их выражениями типа «всепослушнейший и всенаиобязательнейший слуга».

Как пишет Валишевский, «Елизавета не любила англичан и относительно Бестужева питала чувства, сходные с физическим и нравственным отвращением. Она всегда старалась избегать его общества. Он был ей неприятен, скучен, раздражал её, вместе с тем импонируя ей знаниями, которые она долго считала выдающимися, и дарованиями, казавшимися ей незаменимыми до тех пор, пока её не приучили обходиться без них».

Валишевский, оценивая деятельность Бестужева на посту канцлера негативно, явно преувеличивал степень неприязни императрицы к своему вице-канцлеру. Очевидно, что она не питала к нему тёплых чувств, но её отношение к нему вряд ли доходило до степени физического или нравственного отвращения. При дворе были более отвратительные типы, с которыми императрица была вынуждена общаться и поддерживать отношения. Возможно, она была бы и рада обойтись без Бестужева-Рюмина, но не могла. Так что все уговоры и нашёптывания Шетарди и Лестока о замене его Румянцевым или Нарышкиным на неё не подействовали.