Борис Барков - Однажды Сталин сказал Троцкому, или Кто такие конные матросы. Ситуации, эпизоды, диалоги, анекдоты

— Само провидение, — говорил Пушкин, — благоприятствует этому празднику: хозяин не может выговорить ни одного слова, и государь избавляется от скуки выслушивать его.

Однажды Пушкин задал вопрос предсказательнице Кирхгоф:

— А долго ли я проживу?

Кирхгоф замолчала и долго смотрела на карты. Потом глухим голосом сказала:

— Вы можете прожить очень долгую жизнь, если…

— Если?.. — как бы подтолкнул ее к продолжению ответа Пушкин, желавший услышать приговор гадалки до конца.

— …Если вы, сударь мой, в тридцать семь лет, на свою беду, не встретитесь с белым человеком на белой лошади.

Дантес ездил на коне белой масти. Предсказание сбылось…

Поэт Антон Антонович Дельвиг однажды позвал поэта Кондратия Федоровича Рылеева к гулящим девкам.

— Я женат, — отвечал Рылеев.

— Так что же, — сказал Дельвиг, — разве ты не можешь отобедать в ресторане только потому, что у тебя дома есть кухня?

Во время инцидента в театре полицмейстер спросил Александра Сергеевича Грибоедова:

— Как ваша фамилия?

Поэт отвечал:

— А вам на что?

— Мне нужно знать.

— Я Грибоедов.

Полицмейстер обратился к квартальному:

— Кузьмин, запиши: Грибоедов.

— Ну а как ваша фамилия? — поинтересовался Грибоедов.

— Это что за вопрос? — возмутился полицмейстер.

— Я хочу знать, кто вы такой.

— Я полицмейстер Ровинский.

Грибоедов, повернувшись к своему приятелю Алябьеву, воскликнул:

— Алябьев, запиши…

В 1824 году в день представления одного из своих первых литературных опытов — водевиля «Кто брат, кто сестра, или Обман за обманом», написанного совместно с Петром Андреевичем Вяземским, Грибоедов вместе с соавтором и приятелями устроили шумный обед и не заметили, как пролетело время.

— А что, — спросил Грибоедова Денис Давыдов, — признайся: сердце у тебя немного екает в ожидании представления?

— Екает, — порывисто отвечал Грибоедов, — да так, что я даже не поеду в театр.

Когда по окончании спектакля раздались голоса, вызывавшие авторов, то на сцену никто не вышел. Режиссер театра объявил, что ни одного из авторов в зале нет.

Грибоедов позже признался, что не смог бы пережить провала, если бы он случился.

Когда знаменитый русский историк и писатель Карамзин был назначен государственным историографом, он отправился к кому-то с визитом и сказал слуге: «Если меня не примут, то запиши меня». Когда слуга возвратился и сказал, что хозяина дома нет, Карамзин спросил его:

— А записал ли ты меня?

— Записал.

— Что же ты записал?

— Карамзин, граф истории.

В XIX веке возраст дворян-студентов значительно различался от возраста современных студентов. К примеру, Александр Сергеевич Грибоедов поступил учиться в университет… одиннадцати лет от роду! И знания, которыми он обладал в подростковом возрасте, составляли куда больший объем, чем у некоторых современных представителей новоиспеченной профессуры.

В 1808 году тринадцатилетним подростком поступил в Московский университет Петя Чаадаев, будущий философ. В университете Грибоедов и Чаадаев стали близкими приятелями.

Одна верноподданная дама вышила подушку, которую поднесла Александру I со следующими стихами:

Державин, будучи государственным деятелем, начертал резолюцию:

Однажды обедал историк Карамзин у поэта Державина. Обед был очень плох. Карамзин ничего не мог есть. Наконец, к какому-то кушанью подают горчицу. Он обрадовался, думая, что на ней отыграться можно, что она отобьет дурной вкус. Однако вышло, что и горчица была невозможна. Так и ушел голодным.

Цирюльник, брея героя Отечественной войны 1812 года и покорителя Кавказа генерала Ермолова, порезал его. Ермолов вскочил с досадой, но быстро опомнился и заплатил растерявшемуся цирюльнику вдвое, сказав при этом:

— Вот тебе, любезнейший, за бритье и за кровопускание.

Однажды атаман граф Платов пил у одного графа чай или, вернее, пил, по своему обыкновению, ром с чаем. В это время вошел историограф Карамзин. Граф представил его Платову.

— Очень рад познакомиться, — сказал Платов. — Я всегда любил сочинителей, потому что все они пьяницы.

Во время Бородинского сражения артиллеристы-батарейцы отбивались от наседавших французов пушечными шомполами — банниками. Генерал Костенецкий — человек гигантского роста и богатырской силы — дрался так яростно, что ломал их, как щепки. Позднее он просил Александра I снабдить артиллеристов банниками из железа.

— Железные банники у меня, может, и есть, — ответил император, — но откуда взять Костенецких, чтобы владеть ими?

Во время Отечественной войны 1812 года однажды в разгар боя к князю Петру Ивановичу Багратиону подъехал адъютант главнокомандующего с приказом немедленно начать отступление войск, так как «неприятель уже… на носу». А у Багратиона был действительно очень длинный нос.

— На чьем носу? — невозмутимо ответил Багратион. — Если на твоем, так это недалеко, а на моем — так мы тут еще и отобедать успеем!

Во время Бородинского сражения адъютант доложил Кутузову, что русские войска терпят поражение. Кутузов приложил подзорную трубу к слепому глазу и сказал:

— Не вижу.

Через некоторое время адъютант доложил, что русские потеснили французов и восстановили равновесие на поле боя.

Кутузов приложил подзорную трубу к здоровому глазу и сказал:

— Вот теперь вижу.

После того как французские войска заняли в 1812 году Москву, жена Кутузова писала ему: «…Мишенька! Неужели ты надеешься победить гениального Наполеона?» На что Кутузов отвечал ей: «Нет, матушка. Победить, конечно, не надеюсь. А вот перехитрить и выгнать вон из России, уж это обязательно».

Услышав известие о восстании декабристов в Петербурге и узнав, что среди восставших известные дворяне, один знатный вельможа заметил:

— Обыкновенно сапожники делают революции, чтобы сделаться господами, а у нас господа захотели сделаться сапожниками…

Поэт Василий Андреевич Жуковский преподавал русский язык сестре Александра I великой княгине Елене Павловне. Однажды за обедом во дворце, где присутствовал Жуковский, Елена Павловна громко спросила, что означает краткое словцо, которое она видела написанным углем на задней стене дворца. Присутствовавшие, в том числе и император Александр I, смутились и не знали, как выйти из создавшегося положения. Один Жуковский не растерялся и промолвил: