Елена Кочемировская - 50 знаменитых больных

Через некоторое время Райкин встретился на Невском проспекте с Сергеем Владимировичем Образцовым. Тот ахнул, увидев его седую голову, и настойчиво посоветовал покраситься, чтобы не выглядеть стариком в 26 лет. Аркадий Исаакович послушался его совета и испортил себе жизнь, оказавшись надолго рабом парикмахеров. В условиях гастролей приходилось краситься в разных городах. А поскольку хороших красителей тогда не было, то в случайных руках волосы артиста, как у клоуна, становились то рыжими, то зелеными, а то и вовсе фиолетовыми.

По свидетельствам очевидцев, состояние здоровья Райкина никогда не являлось препятствием для его актерской деятельности. Дочь артиста вспоминает: «У него случился очередной приступ, а он должен был выступать на юбилее в Театре им. Вахтангова. Едет на «скорой» и просит доктора: «А вы не могли бы проехать по Арбату? (Арбат тогда был еще проезжей улицей.) Остановите здесь, пожалуйста. Мне нужно выступить, всего 15 минут, а потом поедем в больницу». — «Аркадий Исаакович, но вы не можете!» — уговаривает врач, но, понимая, что это бесполезно, заставил папу написать расписку, чтобы не брать на себя ответственность. Папа написал расписку, выступил, а потом опять лег на носилки.»

С момента первых выступлений семья Райкиных пережила немало. Отечественная война и выступления во фронтовых бригадах, рождение детей, болезни, радости, невзгоды, бесконечная, порой изнуряющая работа, создание театра миниатюр (Ленинград), театра эстрады и театра «Сатирикон» (Москва). В эти годы им приходилось жить на два дома — на два города. В Ленинграде, имея квартиру, Райкин продолжал руководить театром миниатюр. А в столице, прожив 25 лет в постоянном, закрепленном за ним номере гостиницы «Москва», занимался постановкой эстрадных номеров. Аркадий Райкин, сам очень талантливый и ироничный сочинитель текстов для эстрадных номеров, тем не менее, активно искал новые дарования (с ним начинали работать теперь уже популярные авторы — Михаил Мишин, Семен Альтов и др.).

В 60-х годах Райкин познакомился с молодым драматургом из Одессы — Михаилом Жванецким. Правда, их сотрудничество было далеко не безоблачным. В конце концов, через 10 лет, говорят, по желанию самого Райкина, они расстались. Для Жванецкого это было ударом.

Говорят еще, на Райкина обижался не только он. Аркадий Исаакович был непростой человек. Он не кричал, говорил тихо, но мог так обидеть. Однажды, уже будучи молодым человеком, его сын Костя Райкин пришел домой хорошо навеселе. Отец зашел к нему в комнату и спросил: «Костя, а почему ты пьяный?» Райкин-младший вспоминал, что это было сказано таким страшным тихим голосом, что у него враз отпала охота пить.

Аркадий Райкин увидел своего сына на сцене впервые, когда тот уже два года работал в «Современнике». После спектакля он пробурчал ему что-то невнятное. «Как артиста он меня любил. Но в этом не было ничего особенного, — вспоминает Константин. — Он говорил, что смотрит на меня строго, но на самом деле это было не так. Большого значения его мнению о себе я не придавал. Я всегда знал, что там больше отцовских чувств, чем взыскательного профессионализма».

С именем Райкина связано много актерских баек. Рассказывают, как-то три ленинградских сатирика показывали свой репертуар тогда уже великому Райкину. Во время обсуждения очередной порции монологов вдруг замигала настольная лампа. Один из писателей тут же вскочил с предложением ее починить. «У вас в доме найдется паяльник?» — спросил он Аркадия Исааковича. «Кецелэ майнэ (что на идиш — «кошечка моя»), — грустно сказал Райкин, — если бы у меня был паяльник, разве я стал бы заниматься всей этой ерундой!»

Сложные взаимоотношения складывались у артиста с официальной властью. Его вроде бы и не запрещали, но и поблажек тоже не давали. Цензура тщательно «шерстила» его номера. По признанию дочери артиста, ему открыто угрожали на очень высоком уровне, распускали всевозможные сплетни, чтобы поколебать его невероятный авторитет у народа. Однако всеобщая любовь и уважение к таланту и заслугам Аркадия Исааковича все-таки не могли остаться незамеченными со стороны руководства страны. Звезду Героя Социалистического Труда Аркадий Райкин должен был получить из рук председателя Ленинградского обкома Г. Романова. Рассказывают, что в назначенный час артист явился в обком, а Романов, который не терпел Райкина, покинул здание через черный ход. Прождав в приемной более часа, Аркадий Исаакович так и ушел ни с чем. Награду ему затем вручили другие руководители.

Райкин никогда специально не добивался званий и наград, пришедших к нему в конце жизни. Звание народного артиста СССР он получил в пятьдесят восемь лет, когда, по сути, давно уже был народным. На Ленинскую премию его выдвигали дважды. Впервые — в середине 60-х годов за спектакль «Волшебники живут рядом». Но выдвижение, несмотря на письма многочисленных зрителей, не было поддержано «инстанциями». И только в последние годы жизни он получил Ленинскую премию (1980 г.) и звание Героя Социалистического Труда (1981 г.).

После случая с Романовым Райкин решил навсегда переехать из Ленинграда в Москву. Кстати, разрешение на переезд в Москву артист получил от самого Леонида Брежнева. Еще со времен войны у Аркадия Исааковича сложились добрые отношения с Брежневым, но он всегда чувствовал дистанцию и не пытался напомнить о себе. В начале 60-х годов, когда Брежнев был еще председателем Президиума Верховного Совета, они встретились на приеме после концерта. «Ну, как ты живешь?» — поинтересовался Брежнев. «Хорошо», — ответил Райкин. «Как же хорошо? Ты ведь до сих пор живешь в гостинице. Тебе нужна квартира в Москве?». — «Было бы неплохо.» Прошло 5 лет, они снова встретились, вспоминали войну, а напоследок Брежнев сказал, что распоряжение о квартире уже дано. Но опять все замерло. И тут добрый человек из Моссовета намекнул маэстро, что надо поговорить с ленинградским начальством. Райкин позвонил тогдашнему первому секретарю обкома Толстикову, сказал, что необходимо его «добро», и добавил, что речь идет только о квартире, а театр остается в Ленинграде. «Я понимаю, театр вам не дорог, вы у нас не бывали, впрочем, как и в других театрах тоже», — сказал Райкин. «Не понимаю, почему меня так не любит интеллигенция?» — вопрошал функционер. «А вы издайте приказ, чтобы вас с 1 мая начали любить». Прощаясь, Аркадий Исаакович обронил: «Мне жаль, что у вас разное мнение с генсеком». — «А что, есть такое мнение?» — удивился тот и тут же добавил: «А, вы думаете, Толстиков дурак? Так я вам и в Ленинграде квартиру оставлю».

Выходя на сцену в последние годы жизни, Аркадий Райкин буквально совершал подвиг. Ему трудно было начать говорить — все мышцы были скованны, поэтому он приходил заранее и начинал их разминать. Его всегда живое лицо с яркой мимикой превратилось в маску, глаза остановились. Даже зрители писали: «Аркадий Исаакович, мы вас так любим, но не надо больше выходить на сцену, без слез на вас смотреть невозможно». Однако родные прятали от него эти письма. Как говорила его дочь, если бы ему показали их, то он назавтра бы и умер. На сцене он всегда возрождался.