Моисей Кроль - Страницы моей жизни

Как объяснил мне Лю, уплаченный мною чиновнику гонорар произвел такой эффект потому, что в то время даже служащие в министерствах чиновники, занимавшие видные посты, получали мизерное жалование ввиду тяжелого финансового положения центрального правительства. По словам Лю, даже выплата этого маленького жалованья производилась с большим опозданием.

Директора департамента Министерства иностранных дел мы расположили к себе тем, что я, по совету Лю, от времени до времени приглашал его на обед в моем отеле. Хотя китайская кухня считается одною из самых богатых и разнообразных и хотя китайские повара умеют готовить множество вкусных и привлекательных блюд, стол среднего китайца чрезвычайно скромен и даже однообразен. Поэтому наш директор департамента охотно приходил ко мне обедать. Говорил он недурно по-английски, и мы, беседуя подолгу во время этих обильных и вкусных обедов, ближе познакомились. Естественно, что он проявил к моим делам большой интерес и содействовал скорейшему их продвижению в своем министерстве. И все же шли месяцы, а конца нашему хождению по министерствам не было видно. И должен сказать, что это мое «пекинское сидение» было необыкновенно томительным и моментами весьма тягостным. Знакомых у меня там почти не было, разъезды по министерствам у меня отнимали два, самое большее три часа, и то не каждый день. А все остальное время приходилось как-то убивать. Первое время моего пребывания в Пекине я старался ознакомиться с его многочисленными достопримечательностями. Я осматривал императорские дворцы – эти настоящие музеи, в которых хранились несметные сокровища китайского искусства. С огромным интересом я посещал буддийские храмы и храм Конфуция, где на больших каменных плитах, как на библейских скрижалях Завета, выписаны основные каноны конфуцианской религии. Свои впечатления от всех этих удивительных памятников искусства и религии я заносил в свою записную книжку. К сожалению, этих записей нет у меня под рукой (они остались в Париже, который я покинул три года тому назад), а описывать эти свои наблюдения по памяти я не решаюсь.

Привлекал к себе внимание посольский квартал, который резко отличался от расположенного рядом с ним гигантского китайского Пекина, кипевшего своею своеобразною жизнью.

Каждое посольство занимало обширную территорию, на которой были возведены разного рода постройки – красивые павильоны, двухэтажные и одноэтажные дома, и в них размещался по рангам персонал посольства. Дворы посольств, иной раз просторные, как поле, сверкали чистотою, и все эти территории были неизменно отгорожены от внешнего мира высокою каменною стеною, так что каждое посольство имело вид настоящей крепости. На мысль, что посольства представляли крепости в миниатюре, наводили также гигантские крепкие ворота, единственно через которые можно было проникнуть в посольские владения, и характерно, что эти ворота почти всегда были заперты. Получалось впечатление, что каждое из посольств жило своею собственною жизнью, ничего общего с жизнью соседних посольств и китайской столицы не имеющей. Помню, меня кто-то уверял, что посольства в Пекине оборудованы так, что могут выдержать не только нападение разъяренной толпы, но даже продолжительную осаду, и что эти меры были приняты после боксерского восстания, когда мятежники напали на иностранные посольства, разграбили их и зверски убили нескольких представителей иностранных легаций. Проверить это сообщение мне не удалось, но оно вполне правдоподобно.

Будучи почти целый день свободен, я сильно тяготился своим бездействием и тем, что время для меня проходит бесплодно и что моя жизнь как-то лишилась содержания. К счастью, я в один прекрасный день узнал, что недалеко от моего отеля имеется недурная библиотека и книжный магазин, где можно было найти очень недурные книги на английском, французском, немецком и даже на русском языках, так как владельцем библиотеки был русский еврей Режин. И эта библиотека принесла мне большую пользу. Я много времени уделял чтению и ознакомился с целым рядом капитальных книг о Китае, Японии и о дальневосточной проблеме вообще. Позже это знакомство с больным вопросом, волновавшим страны Дальнего Востока, сослужило мне хорошую службу.

По старой привычке я совершал каждый день довольно продолжительные прогулки, и любимым местом моих прогулок была гигантская стена, окружавшая город Пекин и находившаяся очень близко от моего отеля. Стена эта имела для меня какую-то особенную притягательную силу. Построена она была по образцу знаменитой Китайской стены, и мне даже говорили, что она составляет часть этого гигантского сооружения. Вышиною она была как двухэтажный и, может быть, даже трехэтажный дом, но поражала ее ширина: это был настоящий бульвар, и, по моим расчетам, на нем могли свободно разъехаться три или даже четыре экипажа. И по этому бульвару я гулял часами, думая часто о том, как создавалась эта великая стена, сколько труда было вложено в ее постройку и сколько жизней она стоила. В свое время ее сооружение считалось единственным средством оградить Китайскую империю и ее население от набегов полудиких племен гуннов, турок, не раз опустошавших страну и доводивших ее население до полной нищеты и отчаяния. Стали ее строить еще до начала новой эры и выполняли в то время эту гигантскую работу сотни и сотни тысяч китайцев. Сколько тружеников погибли во время этих работ, неизвестно, но грандиозная стена протяженностью чуть ли не в 1600 километров была построена, и она долгое время действительно была защитою против грабительских набегов полудиких кочевников. Не сразу она приняла свой теперешний вид, так как она строилась участками, но в 215 г. после Р.Х. император Ше Гуанг-ти (Ши Хуанди. – Прим. Н.Ж. ) соединил все эти участки в одну защитительную стену, которая являлась непреодолимым препятствием для грабительских банд. Сейчас эта стена, конечно, потеряла свое первоначальное значение, но она вызывает истинное удивление как памятник и показатель той необычайной энергии, той необыкновенной настойчивости, которую китайцы проявили еще тысячелетия тому назад в своей борьбе за существование и за созданную ими культуру.

Подходил уже к концу декабрь месяц 1924 года, а уставы банков все еще не были утверждены. Между тем в Пекине и в Маньчжурии разыгрались события, которые грозили если не совершенно сорвать мое дело, то затянуть его без конца. Я имею в виду войну, объявленную осенью 1924 года Джан-Дзо-Лином Центральному Пекинскому правительству. Маньчжурскому диктатору захотелось стать всекитайским властителем, и он двинул свои хорошо подготовленные части на Пекин. Центральное правительство выслало против мятежного генерал-губернатора значительную армию под командою генерала Упей-фу (У Лэйфу. – Прим. Н.Ж. ), к которому должен был присоединиться «Христианский генерал» Фенг-Ю-Сан (Шэн Юшань. – Прим. Н.Ж. ) со своею хорошо обученною армией, но этот христианский генерал вместо того, чтобы прийти на помощь Упей-фу, перешел на сторону Джан-Дзо-Лина, и генерал Упей-фу, потерпев поражение, отступил в глубь страны. Пекин остался беззащитным, и был момент, когда Джан-Дзо-Лин овладел столицею, но, почуяв опасность со стороны готовящейся против него коалиции враждебных ему китайских генералов, он в весьма спешном порядке покинул столицу и вернулся в свою вотчину Мукден, и жизнь в Пекине очень быстро вошла в свою нормальную колею. И велика была моя радость, когда в начале января 1925 года уставы обоих банков были наконец утверждены. Для меня этот успех имел огромное значение не только потому, что я закончил благополучно принятые мною на себя весьма трудные поручения, но и потому, что успешное выполнение этих поручений помогло мне разрешить вставший передо мною и перед моею женою весьма важный вопрос, касавшийся нашей будущности.