Елена Егорова - Наш влюбленный Пушкин

Вдруг встрепенулся он душою,
Услышав серебристый смех
Той девы, что одна собою
Всех выше и прекрасней всех.
Она в воздушном белом платье
Психеей лёгкою парит.
И чудится, – какое счастье! —
Его улыбкою дарит,
Такой доверчивой и скромной.
Она взглянула только раз,
Невинной женственностью томной
Сверкнули изумруды глаз.

Назвать её сильфидой? нимфой?
Нет – нет, сравнение не то.
Сияет драгоценным нимбом
В причёске обруч золотой,
На нём огни свечей зарделись…
Лицо, стан, локон завитой —
Всё в деве грация и прелесть,
Затмила чистой красотой
Жеманниц юных и кокеток,
Поблёкли рядом с ней они…
Её представили поэту,
В кругу подружек перед ним

Стоит Наташа Гончарова,
Склонив, как лилия, чело,
Едва промолвила два слова,
Смущённая его хвалой.
А Пушкин ею очарован,
От счастья кругом голова.
Приобрела над сердцем снова
Любовь священные права,
Теперь он только ею дышит.
А Натали? Ещё она
Не сознаёт, что влюблена,
Что их судьбу решил Всевышний,
Соединив их имена.

Шли месяцы. Любовь не гасла.
Два раза сватался поэт
К возлюбленной. И не напрасно:
Желанный получил ответ.
Хотя не знал он, что склонила
Она расчетливую мать
Благословение им дать,
Согласье воодушевило
Поэта. Радостно и лестно
Ему любимую назвать
Теперь при всех своей невестой
И о приданом хлопотать.

В столичной суете докучной
Тоску души чтоб утолить,
Он вспоминает, как в Нескучном
Гулял с прекрасной Натали,

В театре с ней сидел воздушном
И, ручку пожимая ей,
Велению любви послушный,
Ловил ответный взор очей…

Однажды он, томим разлукой,
Зашёл на Невском в магазин
И с потаённой нежной мукой
Увидел образ средь картин
Мадонны Перуджино. Боже!
На Деву Чистую лицом
Как дивно Натали похожа!
И будет рядом под венцом
Стоять она, его Мадонна,
И обойдёт с ним аналой,
Склоняясь девственной главой!
Поэт глядит на лик влюбленно
И верит, что на Рождество
Ему ниспослана Мадонна,
В ней возрождение его.

Бывая часто в магазине,
Прекрасной Натали портрет
Он видит в Деве Перуджино.
Купить картину денег нет,
Но Пушкин большего не просит,
Творца за всё благодарит…
И скоро Болдинская осень
Святую музу окрылит.

Свежий запах яблок в Болдине
Дедовский овеял парк.
Дымка светлая, как пар,
Вьётся над тропою, пройденной
Столько раз порой осеннею
Пушкиным туда – сюда.
Под златой кленовой сению
Он глядит на гладь пруда.
Отраженье там зеркальное —
Словно очи Натали,
Изумрудные, печальные,
Что влекут его вдали.
Легкоструйно обрамление
Веток бронзовых берёз —
Будто на балу кружение
Локонов её волос…
Бабье лето шаль набросило
Пёструю на свод дубов.
Вдохновительницей – осенью
Освящаются любовь
И разлука, Богом данная.
Единенье двух стихий
Дарит Пушкину приданое —
Прозу, сказки и стихи.

Прохладной ночью предосенней
Спокойно Павловское спит,
Лишь ёжик, пробираясь в сени,
Листвой опавшею шуршит.
Помещик Павел свет Иваныч
В соседней комнате храпит
Привычно на большом диване,
А Пушкин, гость его, сидит
За столиком у тёплой печки
В уютной сельской тишине
И пишет в чутком свете свечки
Письмо красавице жене.

Он третий год женат и счастлив,
Любовь всё глубже и сильней,
И весточки как можно чаще
Послать старается своей
Ревнивой иногда Мадонне,
Скучая о семье, о доме:
«Ты, ангел мой, не угадаешь,
Откуда я тебе пишу.
Из Павловского. Вспоминаешь
Рассказ мой? Я здесь не грешу.
Обрадовался, как родному,
Павел Иванович, добряк,
Меня встречая из Бернова.
Упрёк не заслужу никак.
В поместьях Вульфовых уныло,
Ни барышень нет, ни улан.
Подруга – белая кобыла —
Не так строптива, как была.
На ней в Малинники я съездил.
Евпраксий, Саш, Маш и Аннет
Сейчас там и в помине нет…
А ты прославилась в уездах!
И в городах, и в деревнях
Расспрашивают все меня,
Блондинка ты или брюнетка,
И правда ли так хороша,
Плотна, худа ли, как одета…
Довольна ты, моя душа?»

Успех жены поэту в радость:
Его Мадонны строгий взгляд
Смирит и «ветреную младость»,
И светской зрелости разврат.
В Торжке обедая, беспечно
Мадам Пожарской комплимент
(Не за красу её, конечно,
А за отменный вкус котлет)
Он молвил, а ему она,
К воротам проводив, пеняла,
Что замечать, мол, не пристало
Чужих красот, когда жена
Сама красавица такая,
Что невозможно описать.
Вдали от дома проезжая,
Приятно это услыхать…

Зафыркал кто – то у порога,
И Пушкин ёжика впустил,
Из чашки молока немного
Ему в тарелочку налил.
Потом закрыл за гостем дверцу
И дальше жёнке написал:
«Вельяшева здесь по соседству
Живёт, но к ней не заезжал,
Тебе ведь это не по сердцу.
Она в стихах воспета мной,
Но это было уж давно…
Прорезался ли зуб у Машки?
И помнит ли меня? У ней
Каких – то новых нет затей?
Здоровы ль все? Как рыжий Сашка?
А золотухи нет теперь?
Подрос за эти дни он, верно…
Я здесь веду себя примерно,
И дуться не за что тебе.

Вареньем чудным объедаюсь,
В вист проиграл лишь три рубля…
Целую крепко и прощаюсь,
«Брюнетка плотная» моя.
Ты ныне в зеркало гляделась?
Уверилась ли, моя прелесть,
Что нет на свете ничего
Лица прекрасней твоего?
А душу, ангел мой, твою
Я более лица люблю».
Закончил Пушкин и на лист
Поставил энергичный росчерк.
Письмо наутро к Натали
Почтовый повезёт извозчик.