Геннадий Прашкевич - Брэдбери

В океане фантастики Рей чувствовал себя как рыба в воде.

Ну да, такой-то процент науки, такой-то — литературы. Почему бы и нет?

Идеи инженера, издателя и писателя Хьюго Гернсбека сломали прежние представления о том, что следует считать научной фантастикой. Вторжение науки в чисто мистические и сказочные прежде направления кардинально изменили жанр. Ну да, там масса ремесленных поделок, но Рей читал не только «Удивительные истории». В 1930-е годы он открыл для себя массу новых, прежде неизвестных ему писателей и среди них Томаса Вулфа (1900-1938). Романы Вулфа — «О времени и о реке» («Of Time and the River) и «Взгляни на дом свой, Ангел» («Look Homeward Angel») буквально потрясли Рея — даже своим объемом. В конце концов, три страницы бледного текста может написать любой человек, считающий себя писателем, даже откровенный лентяй, а вот каждый день писать по десятку, а то и по два-три десятка качественных страниц…

«Изрыгай из себя мир!»

«Поражай всех своей мощью!»

Рей Брэдбери часто возвращался к романам Томаса Вулфа.

Он до слез, до настоящих, заметьте, слез жалел, что знаменитому писателю не удалось закончить роман «Домой возврата нет», — ведь некоторые критики склонны были считать этот роман лучшим у Вулфа. И вот тут следует отметить одну важную черту Рея Брэдбери: то, что он не мог реализовать в ранние годы, он непременно реализовывал в будущем. Пусть даже в воображении. Скажем, специально возвращался в прошлое, чтобы наказать школьного обидчика («Идеальное убийство») или, напротив, уходил в далекое будущее, чтобы подарить рано умершему писателю два дополнительных месяца жизни («О скитаниях вечных и о Земле»)…

В далеком будущем некий Генри Уильям Филд, человек со вкусом, не очень, может быть, талантливый, зато богатый, созывает на встречу друзей и коллег — юристов, ученых, литераторов.

— Нам не хватает пылающих мозгов! — говорит он. — Мы выдыхаемся, нам не хватает темперамента! Смотрите! — говорит он возбужденно. — Вот перед вами лежат старинные книги. Их написал исполин, родившийся в Эшвиле, штат Северная Каролина, еще в 1900 году. Конечно, сам он давным-давно обратился в прах, а был когда-то как ураган. 15 сентября 1938 года этот исполин по имени Томас Вулф скончался в Балтиморе в больнице Джона Хопкинса от древней страшной болезни — пневмонии.

— Неужели вы созвали нас только для того, чтобы рассказать про какого-то мертвеца, пусть и исполина? — недоумевают гости.

— Нет, я созвал вас для того, — отвечает Генри Уильям Филд, — чтобы вы, наконец, поняли, что нашему времени, нашему обществу нужен писатель, способный вдохнуть в его жизнь невероятные идеи. И теперь, изучив книги этого мертвеца, как вы тут говорите, я понял, кто именно нам нужен. Томас Вулф, вот кто! Человек, самой природой созданный для того, чтобы писать о великом — о Времени и Пространстве, о галактиках и космических войнах, о пылающих метеорах и остывающих солнцах. Томас Вулф любил и умел описывать величественное и грозное. Он был создан для работы с материалом поистине грандиозным, а на Земле такого материала не хватало…

— Но боюсь, мы несколько опоздали…

— Вовсе нет, — отрезал Генри Уильям Филд. — Мы — создатели будущего. Я не позволю жалкой действительности обокрасть нас. Я хочу, чтобы этот исполин поработал на наше время. Вот вы, профессор, — указал он на одного из гостей, — ставите опыты с путешествиями во времени. Надеюсь, уже в этом месяце вы достроите свою машину. Вот вам чек, сумму проставите сами…

И Томаса Вулфа вырывают из бедной больничной койки и переносят в будущее.

Чтобы убедить писателя из XX века писать о новой реальности, многие современные фантасты начали бы занудно знакомить гостя с изобретениями и свершениями будущего человечества — со всякими невероятными машинами, с не менее невероятными зданиями, с чистой, здоровой, комфортной жизнью; однако не слишком известный, но богатый человек из будущего Генри Уильям Филд оказался догадливее. Он знал, как проще всего убедить выходца из прошлого.

Он показал Тому Вулфу кладбище!

С экрана прибора, похожего на телевизор, потянуло на удивленного гостя жарким запахом летней земли, разогретого гранита, свежестью журчащего по соседству ручья. В ветвях огромного дерева посвистывала какая-то невидимая пичуга. Среди древних могильных камней бесшумно раскачивались алые и желтые цветы. И там была мрачная гранитная глыба. И на ней пораженный Вулф разглядел свое имя, высеченное на гранитной глыбе слова: «Томас Вулф». И — даты рождения и смерти.

— Я перенес тебя в будущее, Томас, — взволнованно объяснил Филд. — У тебя появилась возможность написать свою главную книгу! В свое время я прочел все твои романы, Томас, а потом увидел надгробный камень, под которым ты лежишь уже триста лет. Триста лет эту гранитную глыбу точат дожди и ветер. Я подумал — какого великого таланта не стало! И подумал, что ты невероятно нужен нам здесь, в будущем. Мы нуждаемся в твоем великом таланте. Я не пожалел денег, и вот ты получил отсрочку, короткую, к сожалению, очень короткую. Если повезет, мы сумеем держать каналы Времени открытыми для тебя примерно два месяца. Но не больше. За этот срок ты должен написать книгу, Томас, ту главную книгу, о которой ты мечтал. Пусть она будет о нашем времени. Да, сынок, — тут же поправил себя Филд, — ты напишешь книгу не для своих современников, они все давно умерли и обратились в прах, этого не изменить, ты напишешь ее для нас, живущих. И ты оставишь ее нам — ради себя самого. И она должна быть во всех отношениях выше и прекраснее всех твоих прежних книг. Ведь ты напишешь такую книгу, Томас?

И пораженный Вулф соглашается.

Но спрашивает:

— А когда я кончу работу?..

— А когда ты кончишь свою работу, — жестко обрывает Филд все надежды писателя, — мы снова отправим тебя в 1938 год. Мы не в силах изменить течение времени. Мы взяли тебя из твоей больницы на пять минут, только на пять минут, мало ли куда ты мог выйти на эти пять минут из своей палаты, правда? И мы вынуждены вернуть тебя на больничную койку через эти — для прошлого — пять минут. А с нами ты пробудешь два месяца. Таким образом, мы ничего в мире не нарушим и тем, что ты сейчас с нами, ты никому и ничему не повредишь. Но вот если ты откажешься вернуться в прошлое, Томас… 25

В марте 1939 года умерла бабушка.

Рей горько плакал, но на похороны не пошел.

«Я хочу запомнить бабушку такой, какой она была».

В том же году, продолжая продавать газеты, он решил попробовать себя в издательском деле. Почему бы, в самом деле, не издавать собственный журнал? Вот и отличное название — «Фантазии Будущего» («Futuria Fantasia»).

Форри Аккерману идея понравилась, он вложил в дело 90 долларов!