Геннадий Прашкевич - Брэдбери

Рея, как самого молодого, сажали в сторонке.

«Вот ваша кола, мистер Брэдбери, алкоголь вам пить еще рано».

Рея это ничуть не обижало. Дело не в алкоголе и не в коле. Он жадно прислушивался к каждому слову. Он смотрел на Роберта Хайнлайна если не как на божество, то уж точно как на своего крестного отца: ведь осенью 1940 года Хайнлайн помог Рею опубликовать его рассказ в каком-то журнале. Через много лет, в августе 1976 года, Рей напишет Хайнлайну:

«Дорогой Боб,

Ваше влияние на нас всех, с нашей встречи в 1939-м, трудно переоценить.

Могу только сказать, что я помню, и с большой теплотой Вашу доброту, которую Вы проявляли ко мне, когда мне было 19-20-21. Молодой человек, каким я был, грелся в лучах Вашего света и будет оставаться благодарным за помощь, которую Вы оказывали мне, когда я был так беден и так нуждался в помощи!

Не забывающий об этом

Ваш Рей Брэдбери».

Рассчитывал Рей и на помощь Генри Каттнера.

Но с Каттнером были свои сложности. Он в принципе не терпел никакого подражательства. Рея Брэдбери с его бросающейся в глаза слезливостью он считал больше фаном (фанатом), чем писателем. Когда Рей принес ему очередной рассказ, написанный в тяжелом цветастом стиле а-ля Эдгар По, Каттнер заявил без всякого смеха: «Еще раз такое напишешь, убью!»

Сердиться на Каттнера было невозможно.

Он был щедр, отзывчив, остроумен, общителен.

С 1937 года он писал в соавторстве с Кэтрин Мур, и они уже напечатали знаменитый рассказ «В поисках Звездного Камня», в котором герои пели «Песню Слепого Барда», ставшую гимном американских любителей фантастики.

Писали они в соавторстве еще и потому, что Каттнеру платили больше.

Знаменитая серия рассказов о семье неких мутантов («Мы — Хогбены, других таких нет!») писалась буквально на глазах Рея Брэдбери, по крайней мере рассказ «Военные игры» он читал в рукописи. Вот текст, от которого трудно оторваться. Генри Каттнер не обращает внимания на уточнение деталей, плевать ему на «научность». Он не собирается толковать о том, чего не знает. Он рассказывает, стилизуя не просто речь, — стилизуя сами события.

«Я раньше как думал (рассказ «Военные игры»), армейская жизнь — это маршируй себе с винтовкой в руках да форму носи. В общем, сначала-то я обрадовался, что выберусь с холмов нашего Кентукки, потому как решил, что смогу поглядеть на мир, а то, может, и чего поинтереснее со мной приключится.

С тех пор как пристукнули последнего из Флетчеров, у нас в Пайни наступила скука жуткая, да и дядюшка Элмер все ныл, что вот зачем, мол, он прикончил Джареда Флетчера, ведь тот был последним из клана, и не с кем теперь будет драться. После этого дядюшка по-серьезному пристрастился к кукурузной браге, и нам приходилось гнать самогонку сверхурочно, чтобы выпивка у него не кончалась.

Однакось учитель из Пайни всегда мне твердил: любую трепотню следует зачинать с самого начала. Так я, пожалуй, и поступлю. Только не знаю я, где это самое начало. Наверное, оно пришлось на тот день, когда я получил письмо с надписью Хьюи Хогбен”. Это папуля так прочел, а он страсть как в грамоте разбирается.

— Ага, — говорит, — вот буква “X”, все правильно. Это, наверное, тебе, Сонк.

Меня так кличут — Сонк, потому как я типа коренастый, да ростом не вышел. Мамуля говорит, что я просто еще не вырос, хотя мне уже почти двадцать два стукнуло, а росту во мне едва больше шести футов. Я раньше так из-за этого переживал, что тайком бегал колоть дрова — все силенок себе прибавлял. Так вот, папуля отнес мое письмо учителю, чтобы тот его прочитал, а потом примчался назад, что-то выкрикивая на ходу, как помешанный.

— Война! — орал он. — Война началась! Давай, Элмер, тащи свою железяку!

Дядюшка Элмер сидел в углу, потягивая кукурузную брагу и заодно пробуя приучить к ней малыша.

— Какая война? Кончилась она уже давно, — пробормотал он, слегка кося глазом, будто чокнутый. — Эти чертовы янки оказались нам не по зубам. Я слышал, и генерал Ли погиб…

— Как это нет войны, есть война! — упрямо орал папуля. — Учитель говорит, Сонку в армию идти надобно.

— Хочешь сказать, мы от них снова отколоться вздумали? — изумился дядюшка Элмер, разглядывая кувшин с брагой. — А что я говорил?! Этим проклятым янки нас в свой союз не затащить.

— Ну, про это я ничего не знаю, — пожал плечами папуля».

Гражданская война и 1940-е годы… Девятнадцатый век и век двадцатый…

Генри Каттнер не раз указывал Рею, где именно следует искать живых героев. Он был уверен, что всё, что нужно, писатель носит в себе самом, в своей памяти, в своем сознании — буквально с первого дня рождения.

Рей это понимал.

Каттнеровские мутанты его восхищали.

Никаких слез, жалости, красивости — всей этой надоевшей дребедени.

Штат Кентукки, кукурузный штат, тут и придумывать нечего. Сонк Хогбен не помнил своего точного возраста, он сбился со счета еще при лорде-протекторе Оливере Кромвеле. Он умеет летать, становиться невидимым, создавать сложнейшие технические устройства — просто так, без всяких технических ухищрений. Зачем ломать голову над какими-то там изобретениями и открытиями, если тебе все дает природа? А малыш Крошка Сэм весит семь пудов, умеет видеть будущее и генерирует ультразвук, правда, из-за этого приходится держать его в специальной цистерне. А папуля — алкоголик-невидимка, родился еще до Юлия Цезаря, а мамуля, добропорядочная здравомыслящая домохозяйка, отгоняет от себя всяких приставал направленным пучком инфразвуковых волн. Что касается дедули, истинного мозга семьи, то он жил в Атлантиде еще до мирового потопа, а дядя Лес и дядя Лем гордятся каждый своим собственным чудесным уродством — у Леса два сердца, причем одно золотое, а у Лема три ноги и умение гипнотизировать даже енотов.

Такая вот семейка.

Поэтому и приходится умника прохвессора Томаса Гэлбрейта, все время лезущего к Хогбенам со своими дурацкими учеными расспросами, держать на окне в пустой бутылке, потому что дурак-прохвессор все время грозится исследовать необычную семейку «по полной науке».

Прекрасное начало! Казалось бы, и дальше зарабатывай фантастикой!

Но Генри Каттнер фантастики боялся. Он считал, что ему не хватает знаний.

В погоне за гонораром Генри Каттнер, как Л. Рон Хаббард, как и сотни других pulp -литераторов, брался буквально за всё: писал детективы, мистические и «ужасные» рассказы, укрываясь под многочисленными псевдонимами, часть которых до сих пор остается нераскрытой. Каттнера знали, но его известность перед войной была еще известностью бульварного литератора. Когда один из рассказов Генри Каттнера появился в респектабельном журнале «Марвеловские научные истории» («Marvel Science Stories»), «умные» читатели заявили редакции протест.