Валерий Шамбаров - Белогвардейщина

Приведя в порядок свои части, получив подкрепления, они 20.03 предприняли новое наступление. На этот раз крепость перед штурмом решили блокировать со всех сторон. Бригаду из трех кавалерийских полков бросили в обход, чтобы перекрыть единственную дорогу, еще связывающую Копал с другими белыми районами. Выполняя эту задачу, бригада столкнулась лоб в лоб с казачьими частями, которые вел на помощь Копалу ген. Щербаков. Встреча была неожиданной для обеих сторон, но красных оказалось больше, и они четче отреагировали. Внезапно атакованный ими Щербаков был окружен. Он сумел прорваться и начал отступать. Преследуя его, большевики вышли к станице Арасанской. Обложили ее, готовясь к штурму. Но защищать станицу было некому. Щербаков, который по предположению красных засел в ней, ушел дальше, на Саркандскую. Арасанская сдалась без боя. Тут снова сказалась дальновидность комдива Белова, издавшего приказ:

"...Все зависит от вас - или поможете прикончить фронт, или подтолкнете казаков на новую войну".

В Арасанской не было ни насилий, ни грабежей. Казаки не верили своим глазам, пораженные такой переменой в поведении красных. И сами вызвались отправить делегацию в Копал, среди защитников которого было много их родственников. Рассказали там, что красные войну против казаков прекратили. Мощная крепость, блокированная со всех сторон, капитулировала. Общее количество пленных в результате падения Семиреченского фронта составило 6 тыс. человек. По домам их, правда, не распустили, а создали для них лагерь в Верном (Алма-Ате).

Преследуемый Щербаков вынужден был из Саркандской уйти с остатками войск в Китай. Туда же отступил Анненков, лишившийся тыла и очутившийся под ударом, с севера и с юга. Он разместился со своими людьми в г. Ланьчжоу, Щербаков и семиреченцы - в г. Кульд-жа, Дутов с оренбуржцами - в г. Суйдун.

80. Перелом на Севере

В то время как погибали армии Колчака, Юденича, Толстова, Деникина, на Северном фронте все еще обстояло удивительно благополучно. Главнокомандующий ген. Миллер пользовался огромной популярностью и непререкаемым авторитетом как в войсках, так и среди населения. Человек высоких душевных качеств, редкой выдержки и работоспособности, он по своему складу был скорее администратором (редкое качество для белых военачальников), чем стратегом. Но как раз эта его сторона в условиях Севера оказалась полезной для организации жизни и обороны. Был налажен розыск и регистрация запасов, которые побросали англичане. Фактически заново была создана система снабжения, проведена реорганизация штаба. До самого последнего момента войска Миллера ни в чем не испытывали недостатка. Использовались и местные ресурсы - если в Архангельской губернии не хватало хлеба и его выдача была нормированной, то рыба, оленина, дичь имелись и поставлялись в изобилии. Край жил нормальной жизнью - наверное, и сейчас он еще не дошел до такого уровня благосостояния, как при Миллере. Северные деньги, выпущенные в Англии и обеспеченные Британским банком, были конвертируемой валютой, причем шли по очень высокому курсу: 40 руб. - 1 фунт стерлингов. Поэтому после ухода союзников тут же нашлась масса иностранных подрядчиков, желающих торговать с Северной областью. Доходило до того, что в Архангельск прибыл огромный французский пароход "Тор", нагруженный предметами роскоши - винами, парфюмерией, дамским бельем и нарядами.

Материальное положение рабочих было куда лучше, чем в остальных частях России, - их оклады превышали заработок чиновников правительственных и частных учреждений. Еще при англичанах, когда архангельский "пролетариат" решил очередной раз побастовать, британское командование выпустило для его вразумления сравнительную таблицу их заработка с заработком английских рабочих в сопоставлении с ценами на основные товары. Сравнение вышло не в пользу западных братьев по классу. Денежное содержание солдат и офицеров также было высоким, а их семьи получали солидное пособие.

В Архангельске открылся и солдатский клуб с читальней, биллиардной, столовыми, зрительным залом, где давала спектакли передвижная труппа во главе со знаменитым артистом Александрийского театра В. Н. Давыдовым. Эта труппа разъезжала и по фронту. Начали работать курсы агитации и пропаганды, где набранным из солдат слушателям рассказывали о принципах государственного устройства, основах народоправствах, истории революционного движения, сущности большевизма, сути аграрного и рабочего вопросов.

А на фронте продолжалось наступление. Отчасти по инерции. Отчасти из-за того, что мороз, сковавший болота, дал свободу для маневра белопартизанским отрядам. От большевиков освободили обширные районы на Пинеге, Мезени, Печоре, белые вступили на территорию Яренского и Усть-Сысольского (ныне Сыктывкар) уездов Вологодской губернии. Некоторые кабинетные стратеги любили подсчитывать, сколько и каких европейских государств поместится на освобожденных землях, отражая это в реляциях и обращениях к населению. Конечно, во многом успехи, да и вообще спокойная жизнь Севера объяснялись тем, что армия Миллера не угрожала жизненно важным центрам Совдепии, и до поры до времени на нее не обращали особого внимания. Часть красных войск отсюда снималась на более важные фронты, а оставшиеся были далеко не лучшего качества. Да и пополнениями Северный фронт не баловали. А в некоторых районах - скажем, на Пинеге - большевики к зиме сами оставили занимаемую территорию, предоставив белым кормить обобранное ими голодающее население.

Но, несмотря на внешнее благополучие, появилось и незаметно накапливалось все больше тревожных симптомов. Если прежде пленные красноармейцы были в армии Миллера лучшими солдатами, то с крушением других белых фронтов их надежность стала быстро падать, росло дезертирство. Теряя веру в победу белых, они боялись теперь попасть в руки большевиков в качестве изменников, поэтому старались бежать как от тех, так и от других, просто незаметно пробраться в родные места. Из разведки или с передовых постов часто не возвращались. Порой на аккуратно оставленных винтовках находили записки с просьбой не винить их, т. к. они уходят не к красным, а домой. Естественно, на этих неустойчивых настроениях играла красная пропаганда, подсказывая солдатам, что они могут искупить вину выдачей офицеров, открытием фронта и переходом на сторону "трудового народа". Свои слабые стороны были и у других категорий бойцов. Шенкурские партизаны, или, как их называли, "шенкурята", потомки новгородской вольницы, проявляли яркий героизм, но почти не признавали дисциплины. Пока они дрались на Двинском участке за собственные деревни - творили чудеса в сражениях. Но едва их перевели в Железнодорожный укрепрайон, боеспособность резко снизилась, а усилились пьянство, драки с местными жителями. Кроме того, на "шенкурят" оказывала существенное влияние эсеровская пропаганда. А Тарасовские партизаны, из которых состоял лучший, 7-й полк, открыто предупреждали командиров, что наступать готовы куда угодно, но в случае отступления не бросят на произвол судьбы родных и близких и дальше своих деревень не уйдут ни на шаг.