Федор Раззаков - Максим Галкин. Узник замка Грязь

– А что я надену?

– Ну ты же привез с собой какие-то вещи.

– У меня нет ничего. Только концертное… Я что-то дома никакую одежду не нашел… И в магазинах сто лет не был.

Ничего себе, думаю. Чемоданы – от Louis Vuitton, а надеть нечего.

Вмешивается Эля:

– Ну потому что ты в Москве не бываешь! Ну хочешь, я поеду завтра куплю тебе футболку?

– Я есть хочу.

Саша Термер на всякий случай стоит около кухни, где для нас готовят сырники, и вращает на повара глазами – чтобы процесс шел быстрее. Мы пока решаем подняться к Галкину, оценить масштабы имеющегося гардероба. Президентский люкс, в который поселили Макса, занимает почти половину этажа. Спальня, гостиная, кухня, джакузи, комната для охраны, гостевой туалет – есть где разбежаться в самом прямом смысле этого слова! В чемодане артиста обнаружились джинсы, несколько рубашек разного цвета, два джемпера и футболка-поло. В кофре ехал концертный пиджак. Мы посовещались и решили, что ничего специально покупать не надо – в конце концов, добро пожаловать в мир реального Галкина! «Я тогда прямо сейчас рубашки отдам погладить», – он надел их на вешалку, одну на другую, и пошел с этой вешалкой к лифту. Я поспешила следом и вдруг заметила у него на спине… две аккуратные дырки. «Максим, ты где-то свитер разодрал». – «Да ты что?!» («Слушай, ну не могла же моль так аккуратно выесть? В машинке, наверное, порвался…» – жаловался он потом Эле.)

12.00. Plaza Olimpia.

Мы немного поспали и собрались в ресторане на поздний завтрак.

Макс заказывает яйца, чай. Спрашивает:

– А хлеб есть у вас?

Официантка, совсем еще молоденькая, трогательно старающаяся сохранять невозмутимый вид (надо видеть утреннего, еще немного сонного Галкина, чтобы понять, какая это маловыполнимая задача!), волнуясь, перечисляет:

– Есть зерновой, есть батон…

Буква «а» в слове «батон» у нее проглатывается, получается «бтон».

– Бтон, – повторяет за ней Максим.

– Ну… вот такой город у нас, – смущается девочка.

– Мне очень нравится!

Завтрак вкусный, Максим доволен, хохмит: «В последнее время вкусные яйца – такая редкость!»

На улице тем временем яркое весеннее солнце сменяется хмурью и снегопадом. В связи с чем просмотр тибетской бронзы благополучно отменяется. Мы поднимаемся в апартаменты Макса болтать, фотографироваться и пить чай. Причем чай больше нужен мне, чем Максиму, – сна получилось всего часа четыре.

– У тебя безумный график.

– Тяжелый, да.

– Может, тебе покажется это глупый вопрос, но все-таки: а жить когда?

– Ну-у-у… Это тоже жизнь. И я ею доволен. Если сейчас у меня есть такая возможность, силы, энергия и здоровье, то почему бы нет. Я не воспринимаю это как, допустим, только зарабатывание денег. Нет, я люблю это дело гастрольное, выступать люблю.

– Ты совсем мало спишь… Не страдает от недосыпа качество выступлений?

– Качество не страдает никогда, потому что это самое ответственное, что у меня есть. Все силы уходят в первую очередь туда. Если их неоткуда черпать, организм сам находит дополнительный источник и начинаешь уже растрачивать здоровье. Конечно, если я за двое суток спал два часа, – я не железный! Приезжаю в Москву и падаю замертво.

– Близкие тебя не видят совсем.

– Ну, раз в месяц видят точно. Я же возвращаюсь в Москву, хотя бы на два дня.

– Так мало…

– Ну мало, а что делать. У меня работа такая, Ян. Конечно, как и все, я скучаю… Тут надо выбирать: либо сидишь дома, ничего не делаешь и не скучаешь, либо чем-то занимаешься в жизни и скучаешь по дому.

– Правильно ли я тебя поняла: это значит, что на данном этапе между работой и любовью ты выбрал работу?

– Просто я считаю, что человек интересен и ценен, когда он занимается любимым делом. А разлука укрепляет чувства – еще можно так сказать. Смс-ки пишу.

– Сейчас твое сердце занято?

– Угу. Лаконичное галкинское «угу» обозначает, что сердечные вопросы мы обсуждать не будем.

– Что делаешь в Москве, когда есть свободный денек?

– Главным образом стараюсь не попадать в места, где много незнакомых людей или людей в принципе. Это меня очень утомляет: я снова попадаю «на сцену», где опять надо чему-то соответствовать. Я люблю телевизор посмотреть с любимым человеком, понимаешь. Или на даче у брата побыть, с семьей. Или в дружеской компании, где я всех хорошо знаю и мне не надо напрягаться. Я закрытый образ жизни веду. Я не знаю, как выглядят ночные клубы и кто эти люди в них. Я был в своем студенчестве в каком-то гранжевом клубе, году в 95-м, с ребятами из студенческого театра… Название такое… что-то с копытами связано. Ну так там совершенно другая атмосфера была, чем то, что сейчас показывают по телевизору.

(По телевизору, к слову, в этот момент показывают «Розыгрыш» на Первом канале – Ксения Собчак и Ульяна Цейтлина в каких-то ночных интерьерах.)

18.10. Культурно-деловой центр.

КДЦ считается в Перми одной из лучших концертных площадок, зал здесь – чуть больше тысячи мест. Концерт Галкина начинается через 50 минут. Мы подъехали со двора и с улицы угодили прямо на сцену. Макс как был в пальто, сразу взял микрофон. В пустом зале с ярко-синими креслами по бокам стояли сияющие бабушки-билетерши. Рома включил минусовую фонограмму.

«Ты-ы-ы. Гордая такая – взлет… – запел Макс. – Звук приличный, по-моему… Твердая такая – лед. Холодная така-а-ая… А кресла же у вас вроде красные были?» – «Надо же, Максим, вы столько ездите, а помните, какие кресла у нас, – умилилась бабуля из зала. – Были красные, точно, а недавно новые поставили».

Репетиция на этом закончилась, и мы очутились в узеньком коридорчике за сценой. Несколько комнат по одной стороне, мебель, видавшая еще партийные съезды… В гримерной Макса – шкаф, маленький угловой диванчик, на журнальном столике тарелка с виноградом, вода, чай, плитка шоколада. Гримерный столик – тоже старенький, с двумя железными лампами у зеркала. Чужеродным предметом на этом скромном фоне выглядит нарядная шелковая банкетка кремового цвета. Макс двумя движениями нанес на лицо чуть-чуть тонального крема. «Это весь твой грим?» – спрашиваю. «Репетиции для бездарностей, грим – для уродов!» – смеется Галкин. В открытом шкафу ждет своего часа концертный пиджак – черный, бархатный, с черным стеклярусом на лацканах, с ярко-красной подкладкой. «Это шьют где-то специально?» Артист смотрит на меня с недоумением: «Не знаю, я в ЦУМе купил».

В соседней комнате из мебели – несколько стульев, покосившееся трюмо и тумба в углу. На тумбе чайник, чашки, чай в пакетиках, порезанный лимон. Термер хлопочет над бутербродами: «Попробуйте, какой батон вкусный, мягкий! А какой сыр!» Эля тем временем пытается вдохнуть жизнь в электрический чайник – Максиму на сцену нужно поставить две чашки чая.