Святослав Рыбас - Громыко. Война, мир и дипломатия

Отец снова лег и замолчал.

— Я не думаю… — начал я нерешительно. — Что?

— Я хочу сказать, что Черчилль… словом, он не…

— Ты думаешь, что он, быть может, прав? И, быть может, нам действительно было бы целесообразно нанести удар и на Балканах?

— Ну…

— Эллиот, наши начальники штабов убеждены в одном: чтобы истребить как можно больше немцев, потеряв при этом возможно меньше американских солдат, надо подготовить одно крупное вторжение и ударить по немцам всеми имеющимися в нашем распоряжении силами. Мне это кажется разумным. Того же мнения и Дядя Джо и все наши генералы. И они придерживались этого мнения всегда, с самого начала войны. Пожалуй, даже раньше, с тех самых пор, как наш отдел оперативного планирования впервые начал размышлять о том, что нужно будет делать, если начнется война. Представителям Красной Армии это тоже кажется разумным. Так обстоит дело. Таков кратчайший путь к победе. Вот и все. На беду, премьер-министр слишком много думает о том, что будет после войны и в каком положении очутится тогда Англия. Он смертельно боится чрезмерного усиления русских. Может быть, русские и укрепят свои позиции в Европе, но будет ли это плохо, зависит от многих обстоятельств. Я уверен в одном: если путь к скорейшей победе ценой минимальных потерь со стороны американцев лежит на западе, и только на западе, и нам нет нужды понапрасну жертвовать своими десантными судами, людьми и техникой для операций в районе Балкан, — а наши начальники штабов убеждены в этом, — то больше не о чем и говорить.

Отец хмуро усмехнулся.

— Я не вижу оснований рисковать жизнью американских солдат ради защиты реальных или воображаемых интересов Англии на европейском континенте. Мы ведем войну, и наша задача выиграть ее как можно скорее и без авантюр. Я думаю, я надеюсь, Черчилль понял, что наше мнение именно таково и что оно не изменится» {121} 121 Рузвельт Э. Его глазами, http://militera.lib.ru/memo/usa/roosevelt/ 02.html .

Кроме того, Рузвельт в доверительном разговоре со Сталиным сказал, что после войны американские войска будут выведены из Европы. Это означало, что Советский Союз мог получить здесь доминирующую позицию.

У американцев зато имелось оружие посильнее пехоты и танков. Обратим внимание на один вывод Громыко: «Промышленное производство США в период с 1939 по 1944 год выросло на 120 процентов. Чистая прибыль за годы войны достигла 57 млрд. долл.». {122} 122 Громыко А.А. Внешняя экспансия капитала: история и современность. С.184.

Против американской промышленной мощи, обернутой в мягкую перчатку Рузвельта, британский премьер был бессилен. Сталина президент рассматривал как более удобного партнера.

Разумеется, Черчилль не был бы Черчиллем, если бы не попытался все же добиться своей цели — вторжения через Балканы.

«Условия, на которые ссылался Черчилль, определяли, в каком случае высадка через Ламанш может быть успешной: во Франции к моменту вторжения должно находиться не более 12 германских мобильных дивизий, в течение 60 дней немцы не должны иметь возможности перебросить во Францию для пополнения своих войск более 15 дивизий.

Напоминая об этих условиях, Черчилль дал понять, что при определенных обстоятельствах операция “Оверлорд” вообще может оказаться под вопросом. В итоге после долгих дебатов проблема “Оверлорда” снова оказалась в тупике. Казалось, что продолжать переговоры вообще бессмысленно.

Сталин резко поднялся с места и, обращаясь к Молотову и Ворошилову, сказал:

— Идемте, нам здесь делать нечего. У нас много дел на фронте…

Черчилль заерзал в кресле, покраснел и невнятно пробурчал, что его “не так поняли”.

Чтобы как-то разрядить атмосферу, Рузвельт примирительным тоном сказал:

— Мы очень голодны сейчас. Поэтому я предложил бы пре рвать наше заседание, чтобы присутствовать на обеде, которым нас сегодня угощает маршал Сталин…» {123} 123 Бережков В.М. Указ. соч. 150

Итоги Тегеранской конференции были превосходны:

«Оверлорд» предполагалось начать не позднее мая 1944 года;

подтверждались западные границы с Польшей, Румынией и вхождение прибалтийских республик в состав СССР;

признавалась советско-финляндская граница 1940 года;

признавалось, что Восточная Пруссия (Кенигсберг) войдет в состав СССР.

СССР взял обязательство через три месяца после окончания войны с Германией начать военные действия против Японии. За это Сталин потребовал взамен как минимум отмены Портсмутского договора 1905 года, что означало возвращение СССР южной части Сахалина, Курильских островов и преимущественных прав в Китае, — всего того, что потеряла Россия в Русско-японской войне 1904—1905 годов;

Было согласовано создание Организации Объединенных Наций, в которой СССР должен был участвовать в руководящем органе.

Что касается вопроса о расчленении Германии на ряд малых государств, что предлагали Рузвельт и Черчилль, то Сталин отнесся к этому очень скептически.

В общем, торг состоялся.

Рузвельт обеспечил доминирование Соединенных Штатов на просторах бывших колониальных владений Англии, Франции, Голландии. Если учесть проамериканизм Чан Кайши, то после войны весь мир должен был управляться Америкой и ее младшими партнерами, СССР и Великобританией. Поэтому, когда говорят, что Сталин в Тегеране одержат дипломатическую победу, равную Сталинградской, не учитывается долговременный стратегический выигрыш США.

Видимо, с учетом этой перспективы он пообещал Сталину «предоставить Советскому Союзу после нашей совместной победы над державами оси кредит в несколько миллиардов долларов».

Сталин вежливо поблагодарил и сказал, что Советский Союз понес в войне огромный ущерб, и «мы, естественно, приветствуем помощь такой богатой страны, как Соединенные Штаты, если, конечно, она будет сопровождаться приемлемыми условиями». (Сюжет с многомиллиардным кредитом еще всплывет в послевоенной дипломатии, но уже в виде внешней экспансии американского капитала.)

Даже здесь, в минуту общего умиротворения результатами конференции, Сталин не позволил себе расслабиться. Думается, он поэтому похвалил и Громыко, который к тому же участвовал в подготовке конференции.

В коммюнике по результатам Тегеранской конференции говорилось:

«…Взаимопонимание, достигнутое нами здесь, гарантирует нам победу.

Что касается мирного времени, то мы уверены, что существующее между нами согласие обеспечит прочный мир. Мы полностью признаем высокую ответственность, лежащую на нас и на всех Объединенных Нациях, за осуществление такого мира, который получит одобрение подавляющей массы народов земного шара и который устранит бедствия и ужасы войны на многие поколения.