Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Но меня Бог уберег от активного участия во всей этой жизни — меня выгнали из октябрят. А было так — старший брат у меня постоянно отбирал деньги, которые я копил на велосипед. Возникла необходимость прятать эти деньги так, чтобы никто до них не добрался… И я придумал: я был награжден во втором классе призом за лучшую стенгазету — небольшим настольным гипсовым бюстом Ленина. Помнишь, были такие? И я пропилил в голове у вождя щель и запихнул туда монеты и бумажки — бюст же внутри пустой.

Так вот: дошло до школы, и меня исключили из октябрят. Их даже не факт складирования денег внутри вождя потряс: ведь, чтобы эти денежки потом достать, нужно было вождя молотком на куски расколоть. И такую несознательность мне простить не могли. Но Ленину, честно говоря, я был за этот случай очень благодарен: меня потом ни в пионеры не принимали, ни в комсомол… Так я на всю жизнь и остался вне организаций.

Но оставался спорт: я за ЦСКА в хоккей играл, в команде мальчиков. Потом еще автомобиль… Я рано научился водить и это дело мне очень нравилось — я, вообще, люблю скорость и экстремальные ситуации. И когда кто-то из старших ребят позвал в 1970 году сниматься в фильме «Последняя встреча»— я пошел без колебаний. Сюжет я не помню, но помню, что надо было на приличной скорости выпрыгнуть из бензовоза в кювет. Выпрыгнул, малость побился. Еще выпрыгнул…

Чем мне нравилась работа каскадера? Прежде всего, отсутствием режима: ну, не представляю себя приходящим в контору по часам! — никогда я так не работал. Вот выполняешь трюк: ты и автомобиль (или огонь, или высота, или то и другое, или все вместе) — и остаешься один на один с опасностью. И как ты ее преодолеешь, чтобы и трюк сделать, и выйти живым, — дело твоей тренированности, расчета и умения.

Я очень быстро преодолел эту ступень, от просто исполнения трюков к их «конструированию», придумыванию, а это уже творчество. И, видимо, у меня неплохо получалось — меня стали приглашать придумывать трюки. В России я участвовал в съемках фильмов полтораста, как минимум. Я работал с Глебом Панфиловым, Павлом Лунгиным, Евгением Гинзбургом, Александром Муратовым, с другими режиссерами…

Гуревич и сам напомнил Иванову о его съемках в фильмах, ставших классикой: гонки «Мерседеса» и «Волги» в «Такси-блюз» Лунгина, например.

— А ведь в каких условиях мы работали? — рассказывал ему Иванов, — угробить для полнометражного фильма легковую машину считалось чуть ли не государственным преступлением. А что там у нас было? Моток проволоки да смекалка, которая, бывало, крепко выручала. Уже в послесоветский период, когда я стал выездным, снимали эпизод во Франции. Там мы с коллегой, Барковским Владиславом, должны были по ходу съёмок выпрыгнуть из автомобиля, падающего в реку, и авто тут же должно было взорваться. И вот их инженеры судят, как точнее рассчитать, чтобы взорвать машину с помощью радиоустройства.

Я слушал это, слушал, а потом попросил принести мне бельевую прищепку. Принесли. Подвели к ней провода от взрывного устройства, а между ними я вставил диэлектрик, который тросиком привязал к Владиславу — себе не мог, так как рулил до последнего. Вылетает он из машины — вылетает диэлектрик, замыкание, взрыв! И полная гарантия, что нас в машине уже нету, а то — по радио!.. Взрываться-то даже с применением самой совершенной техники, очень не хочется.

Профессионал отличается даже от физически хорошо тренированного дилетанта еще и тем, что тот раз прыгнет, скажем, с высоты тридцать метров — и доволен. А профессионалу надо выходить на второй дубль, на третий… И ни о каком бесстрашии в этом случае речь не идет: профессионал обязан бояться. Сколько ко мне приходило бесстрашных: «Я, мол, ничего не боюсь, — сделаю что угодно!» Только такие долго не задерживаются у нас.

Страх — это когда ты все просчитываешь, все выверяешь… это то, что тебя мобилизует, когда ты летишь с неба, из вертолета на гору картонных ящиков. Россия — не Голливуд: именно на картонные ящики мы и прыгали. А эта гора с высоты кажется такой маленькой — в нее же еще попасть надо! И приземлиться при этом не на ноги — ноги из плеч выбьет! — а на спину, кувыркнувшись в последний момент. Вот как раз на этом трюке мой друг Саша Карин и «недокрутил» чуть-чуть. Перелом позвоночника… до сих пор на коляске.

Мне рассказывали психологи, что есть определенная категория людей, которым просто необходимо время от времени повышенное содержание адреналина в крови. Можно считать, что я отношусь к этой категории. Но что такое страх, я знаю очень хорошо — без этого меня давно бы на свете не было. Приходя впервые в какое-нибудь помещение, ловлю себя на мысли — ага, в случае, если взорвется, прыгать надо сюда, а если загорится — действовать так-то… Но это автоматически, помимо меня. Это и в России мне помогало, и здесь, в Голливуде.

В советское время меня и в Польшу-то не выпускали. Только потом, когда система зашаталась, начались первые поездки — кругосветный автомобильный пробег, который «Комсомолка» организовала, после — чемпионат мира каскадеров в Тулузе. Потом и в Америку впервые попал, а в 90-м году — во второй раз, уже насовсем.

Начинал здесь с нуля и был к этому готов. О кино пришлось на несколько лет забыть: работал на стройках, машины водил. Много чего попробовал — и совершенно об этом не жалею. Я был уверен, что попаду в Голливуд, — я в него и попал. Не сразу, конечно: чтобы здесь сниматься, надо быть членом профсоюза. А чтобы быть членом профсоюза, надо минимум три (!) дня отработать на съемках. Ну, как тут прорвешься!

Помог один замечательный человек, продюсер. Разговорились мы как-то в период, когда я шоферил. И он мне сказал, мол, что-то ты разговариваешь, не так как простой водила. Ты, вообще-то, чем занимался? Я рассказал — он обещал помочь. И помог — так я начал в США сниматься в кино. Снимался в «Искусственном интеллекте» Спилберга, в «Единственном» Джет Ли, «Italian Job», «Dukes of Hazzard», в телевизионных сериалах Boomtown (NBC), «Fast Lane»(Fox). Играл в эпизодах со Стивеном Сигалом («Glimmer Man»), Куртом Расселом (в фильме «Солдат»). Сейчас у меня за плечами больше двадцати американских фильмов. А самое главное — поучаствовал в работе на крупных американских проектах, когда ты ощущаешь себя главной фигурой происходящего: ведь ты — в кадре! И все делается для того, чтобы тебе было комфортно, а это — разительное отличие от работы в России… Должен с сожалением сказать, что в России мало что изменилось. В смысле друзей и близких — у меня там никогда проблем не было, нет и сейчас.

В смысле же окружающей лжи — одна сменилась на другую… Такое ощущение, что на тебе постоянно чей-то глаз, чье-то внимание. Все тебе помогать пытаются, когда ты не просишь. Да не надо же обо мне без моей просьбы заботиться — я о себе сам позабочусь! Ан нет — лезут… И потом, эти коммуняки — они же никуда не делись: вместо райкомов и горкомов сидят в депутатах или в корпорациях. Знакомые все лица! Нет уж, мне в Америке спокойнее.