Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Тогда нас было сравнительно немного: ну, выпускали несколько тысяч семей в год — в 76-м, кажется, тысячи полторы это из нескольких сотен тысяч еврейских семей. Отпустили немногих уже подавших прошение, а больше оставалось — ожидавших времени, когда это станет не таким опасным, или подавших заявление и получивших «отказ» — этого слова мы тогда боялись больше всего, потому что знали, с чем оно связано. И стало ведь — не считать же опасным, получив разрешение, быть объявленным изменником родины или кем-нибудь еще похлеще, вроде «агента мирового сионизма».

Это уже потом Сай познакомил меня с конгрессменом Генри Джексоном, своим другом и соратником по борьбе за освобождение советских евреев, чьим именем названа поправка принятая Конгрессом США, связавшая условия торговли с Советским Союзом со свободой выезда из страны.

Я еще успел принять участие в факельных шествиях в центре Лос-Анджелеса, прошедших под лозунгами в защиту советских евреев. И помню, как мы с Саем звонили из офиса тогдашнего мэра Лос-Анджелеса Тома Бредли отказникам в СССР, передавая трубку хозяину кабинета — эти фотографии у меня сохраняются в числе самых дорогих и ценных…

А вскоре Сай свел нас и с Филом Блейзером, издателем всеамериканской газеты «Израиль сегодня» и продюсером теле — и радиопрограмм с тем же названием — и там, и там мне довелось вести передачи на русском языке для эмигрантов из Советского Союза, число которых непрерывно росло, и, в частности, дважды интервьюировать Генри Джексона.

Ведь и «Панорама» в большой степени возникла благодаря этому знакомству — сначала как приложение «Обозрение» к газете Фила, а потом и как самостоятельное издание. И с первых же ее выпусков многие читатели начинали читать газету со статей Сая Фрумкина — всегда актуальных, написанных живо, с юмором и основательным знанием темы. Даже и такой, как устроенный фашистами Холокост — с чем Сай знаком был не понаслышке, он сам прошел через концлагеря, чудом выжил, но потерял там близких родных.

Сай не только способствовал образованию из группы разрозненных семейств, — приехавших из России, Украины, Молдавии, Грузии, мало между собой знакомых, — сплоченной общины, с которой считаются американские властные структуры — Федеральные, Штатские и городские, общественные организации. И в этом тоже заслуга Сая, который перекинул для нас мостик к реалиям жизни этой великой страны, к ее людям.

Возвращаясь к началу, я поправляю сам себя — Сай остается с нами, в нашей памяти, в наших душах и в наших свершениях — и в тех, что уже есть, и в тех, что еще будут, а будут они обязательно! В них тоже будет содержаться крупица памяти о замечательном человеке, талантливом многими талантами, мужественном, обаятельном в личном общении, нашем Сае Фрумкине.

2009 г.

Кажется, совсем недавно мы обсуждали с ним его участие в проведении Американского фестиваля Окуджавы. В общем, и дата уже была условлена — март 2007-го.

Ровно года жизни ему не хватило. Толя, Толик, как называли его друзья… мог ли я подумать тогда, всего несколько недель назад, что мне придется написать сегодня — «не стало Анатолия Борисовича Штейнпресса».

Немного ему досталось жить в Америке. А ведь наша Калифорния такое место, — казалось бы, живи и живи! К этому он и готовился — с самых первых дней здесь, причем, к жизни активной. Он одним из первых включился и увлек за собой тех, кому дорога память Булата, в проводимый нашим Фондом сбор средств, позволивших закупить Российскому фонду Окуджавы самую современную звукозаписывающую аппаратуру.

Электронный сайт, открытый им, вряд ли был доходен, но не всё же можно измерить деньгами — куда дороже была Анатолию возможность собрать вокруг этого источника информации разрозненно живущих в Штатах почитателей и исполнителей бардовской песни, в общинное содружество — и он собрал их, чему свидетельством проведенные им бардовские сборы на подобие знаменитых российских «Грушевских». И оно продлится, и, может быть, даже в их названии сборов увековечится имя Анатолия Борисовича Штейнпресса.

Так он и жил, порой на грани самопожертвования: да и как он мог иначе, многие годы отдав сбережению уникального песенного жанра — там, в России, а теперь и здесь в Штатах.

В Анатолии замечательным образом сочетались качества, позволявшие «проверить гармонию арифметикой» — безукоризненный вкус и замечательное компьютерное умение. Он оставил нам километры звукозаписей — многие из них уже легли, и еще лягут в основу коллекций, по-настоящему оценить которые сумеют наши дети и внуки… Мы же им цену знаем сегодня, как и те россияне, кому Толя помог встретиться с американским слушателем — не только их записями, но лично — а таких исполнителей десятки.

И поэтому сегодня горе семьи Анатолия Штейнпресса, наше, разделят многие и многие почитатели авторской песни и исполнители — и у нас в Штатах, и в России. Светлая ему память.

2006 г .

Часто что-то приходится последнее время подписываться под заметками с словами прощания — уходят друзья, уходят соратники… Грустно это.

«Вот фотография — ей без малого тридцать лет», — заметил я, передавая этот снимок в «Панораму». Когда-то он был опубликован в нашей газете (а других русскоязычных газет тогда в Лос-Анджелесе и не было) как иллюстрация к тексту беседы с Виктором Платоновичем Некрасовым.

Сергей Левин оказался в Америке, имея за плечами солидный стаж спортивного журналиста — его имя было хорошо знакомо любителям хоккея, футбола… Конечно, не сразу нашел он здесь применение своему опыту и своим талантам. Я хорошо помню, как он появился на пороге моей квартирки, именно там, а не в первом весьма скромном редакционном помещении на улице Фейрфакс.

Да и мало ли возникало в те годы новых предприятий на этой замечательной улице. Их создавали беженцы, оставившие СССР, как мы знали тогда, — навсегда. И стало быть, надо начинать жизнь сначала, с белого листа.

Вот и у Сергея случился поначалу удивительный изгиб судьбы — он оказался в Лас-Вегасе, обучился там на специальных курсах науке крупье. С этим он и приехал в Лос-Анджелес, не для него оказался тот мир азарта, мир игроков, алчущих немедленного богатства. Не эта жизнь занимала Сергея.

С его приходом в газету впервые появилась у нас рубрика «Спорт» — я знаю многих, кто и сегодня открывает газету именно со спортивной страницы. Начал её Сережа Левин четверть века назад. Но и не только спортивные обозрения подписывались его именем: многим читателям памятны живые репортажи о примечательных событиях, случавшихся в Калифорнии, а вскоре — и в Соединенных Штатах, в Европе: Сергей подолгу не засиживался на одном месте — его местом был весь мир. Так он и жил. И умер ведь не дома — а в Германии, Европа тоже была для него домом.