Александр Половец - БП. Между прошлым и будущим. Книга 2

Там же на улице Фейрфакс, на первом этаже — прямо под нашим помещением — появилась вывеска «Русское радио» — да, да — он первым в Лос-Анджелесе договорился с американскими телеканалами о синхронном переводе их передач на русский язык. Так тоже происходило приобщение новых жителей Лос-Анджелеса, а потом и других городов, к реалиям американской жизни, к культуре страны.

Пришло время, и Сергей передал эстафету этого замечательного начинания, а сам — вернулся в большой спорт, но уже не в качестве журналиста, а импрессарио ведущих хоккейных игроков — он преуспел и в этой ипостаси. А в общем-то, сегодня я и не вспомню, в чем он был неудачлив — наверное, потому, что им, за что бы он ни брался, всегда руководили энтузиазм и невероятная работоспособность. Таким он и останется в памяти друзей, коллег, всех кто пользуется и поныне трудами его первых американских свершений.

Светлая тебе память, Сережа Левин.

2007 г .

Теперь я знаю — не хотели друзья меня огорчать в этот день, когда мы собрались на традиционную встречу замечательного американского праздника. Они уже знали, что не стало Володи Сыркина, а я — нет, не знал. И только потом, спустя пару дней, когда пришла «Панорама», я обнаружил страницы с его фотографиями в траурных рамках и словами прощания родных и друзей: «… Ты не можешь уйти из нашей памяти…».

Володя ушел, мало сказать, безвременно — несправедливо рано. Несправедливо не только по отношению к нему самому, к его близким — но ко всей русско-американской общине. И стало быть к стране, страницы истории которой он наполнял своим творчеством, своим искусстовом фотографа, оператора.

Это благодаря Владимиру Сыркину сохранятся для будущих поколений бесценные кадры и целые сцены из нашей недавней жизни. Не обязательно это семейные торжества, но, конечно же, и они тоже: это и встречи с руководителями страны и штата, выдающимися российскими гостями нашего города — писателями, актерами, военачальниками. И эти работы тоже не уйдут из нашей памяти.

Большая, очень большая часть фото— и видеоархива, хранящегося в «Панораме», в Американском культурном фонде Булата Окуджавы принадлежит — так и напрашивается слово «перу» — Володи Сыркина. А можно сказать и его «кисти», потому что он, действительно, был и художником своего дела, и летописцем.

И теперь мне очень хочется надеяться, что недалеко время, когда в будущем Калифорнийском музее эмиграции будет раздел, целиком составленный из работ Сыркина. А пока нет такого музея, хорошо бы силами энузиастов и друзей Володи подготовить такую экспозицию, хотя бы и временную, в рамках нашего города.

2006 г.

«…И спираль отходящего тысячелетия последним своим витком, походя, увлекла героев моих заметок в калейдоскоп событий, казалось бы, совершенно невозможных…»

…Севела — снимает в Союзе фильмы…

Авторханова! Печатает! «Огонек»!..

А вот Лимонов. Прижившись в Париже, стал модным автором. Летом 90-го подписал он договор с Ю. Семеновым через прибывшего в Париж Плешкова на издание своих книг в России. На другой день Саша Плешков умер, там же, в Париже — неожиданно и неизвестно от чего. Лимонов же в советских газетах печатается… Ну и что?

Год еще назад предположившего, что Максимов с «Континентом» окажутся в Москве, назвали бы провокатором…

Этими абзацами завершал я, в уже таком далеком 1991-м году, второй том Антологии «Беседы», — сохраняю их и в нынешнем издании как отчасти неустаревшие, связанные с его фигурантами. Если бы неустаревшие…

Хорошо бы тем и закончить, только не получается. После первой газетной публикации заметок, в него вошедших, спустя каких-то 5 лет, к выходу 3-го тома «Бесед» уже следовало их дописывать, скорее, — к сожалению. А теперь — снова… И чему удивляться? — ведь почти три десятка лет собирались эти тексты, сегодня не всегда возможно и даты их появления припомнить!

Но — по порядку. Сначала — из тома 3-го, года издания уже 2000-го:

«Кончаловский оставил дом в Лос-Анджелесе: дым отчества, но и возможность снимать фильмы, поманили его в Россию. Это — хорошо. Признаюсь: сцены из его „Дома дураков“ не уходят из памяти и теперь, спустя вот уже лет пять, как я был на его премьере.

Лимонов, забросив за спину автомат Калашникова, строчил нам в „Панораму“ репортажи откуда-то с передовой в Боснии, корчащейся в судорогах братоубийственной войны. Теперь он из подвальной штаб-квартиры, пожалованной его партии городскими властями (уже бывшими), морочит газетчикам головы. Лимонов теперь — лидер.

Партия его называется „национал-большевистской“ — и газетчики, соответственно, стращают читателя: еще бы — за Лимоновым уже не одна и даже не десять тысяч новообращенных, — тех ребят, кто еще недавно не знал, к какому берегу в нынешней, далеко не однозначной, политической жизни России прибиться…» — остальное дописываю сегодня.

Прибились — да так, и в таком числе, что теперь их вождь Лимонов заявил президентские амбиции, конечно же, понимая, что не быть ему в Кремле в обозримом будущем, если вообще такое может быть. Но и всё же…

Да и Господь с ним… Я ведь, и правда, сохраняю к нему самые добрые чувства и даже, могу сказать искренне, — дружеские, и потому не безразлична мне его судьба, при всем при том.

Шемякин. Продолжая главу, ему посвященную, добавлю — на площадях родного города, из которого он был изгнан вот уже три с лишним десятилетия назад, художник устанавливает свои монументы — в Петропавловской крепости стоит теперь его Петр Первый, в Мариинском театре ставится его «Щелкунчик». Он успел подружиться с новым российским руководством, но и раздружиться — многократные предложения восстановить ему российское гражданство Шемякин не принял.

Его имение в Клавераке, рассказывал я выше, занимающее территорию размера внушительного, заставлено новыми работами — они и под открытым небом: в мастерских рядом с новыми картинами скульптуры просто не помещаются. Это даже и при том, что востребованность Шемякина, как художника, нисколько не уменьшилась за эти годы и даже напротив. Не случайно ведь текст нашей с ним беседы при публикации я назвал выдержкой оттуда, словами художника — «Работа продолжается».

Особое место в ней, его работе, занял проект «Дети — жертвы пороков взрослых» — а там такие подтемы: наркотики… пьянство… садизм и жестокость… детский труд… нищета… но и просто безразличие к детям.

И этот проект иллюстрируется статистикой — ужасающей! Теперь эта композиция в Москве на Болотной площади — той самой, что стала символом противления россиян нарождающейся в стране диктатуре. Преклоняюсь, Миша, — помогай тебе Господь. А «Петербургские карнавалы» тобою присланные мне к юбилейной дате составили, может быть, самую значимую для меня часть домашней галереи — они всегда со мной.