Павел Кодочигов - Все радости жизни

Во дворе было тихо. Лишь на черемухе гомонили воробьи да соседский петух время от времени созывал кур на лакомый кусочек, и те с кудахтаньем неслись к нему. На железной дороге прогрохотал товарняк — шел пустой на Егоршино. Как много поездов стало ходить за углем и лесом! Полчаса не пройдет, а уже новый мчится… Кто-то легкий и торопливый пробежал по улице, стукнула соседская калитка, скрипнула дверь в дом, и сразу раздался истошный крик Ефимьи Валовой:

— Да что же он опять наделал! Да нет больше моих силушек! И как это ему в башку взбрело?

Еще одна калитка проскрипела. На улицу выбежала другая соседка — Екатерина Топорищева:

— Что у тебя, Ефимья?

— Ой, не спрашивай! Ой, лучше не жить мне на белом свете — мой Ванька Федора убил!

— Что говоришь-то? Как убил? Зарезал, что ли?

— Ладно хоть не зарезал. Попросил у Федора закурить. Тот не дал. Ванька в него камнем и бросил с насыпи. Ой, с утра успел нажраться, окаянный. Петяшка вот прибежал: Ваньку в милицию забрали, а Федора в больницу повезли. Умер Федор-то, умер!

Событие это взбудоражило всех. До вечера гомонили на улице бабы и винили Ефимью: не следила за парнем, много воли давала, вот и получилось: отец на фронте фашистов бьет, а Ванька в тылу своих губит.

Расплата настигла Ваньку через месяц. Пошли на суд всей улицей, пошел и Саша Камаев. Недолго посидели в зале, и раздался знакомый перестук каблучков.

Рая!

— Встать! Суд идет!

Ее голос, но как изменился! Какой требовательный и торжественный!

Саша пришел в суд впервые, и все для него было ново и неожиданно: судебное заседание, оказывается, совсем не похоже на собрание, где часто говорят одновременно, спорят, смеются. Здесь все беспрекословно подчинялись одному человеку, судье Кропотину. Адвокат и даже прокурор (всегда думал, что прокурор самый главный, он все вершит) обращались к судье подчеркнуто вежливо, если нужно было задать кому-то вопрос, спрашивали разрешение.

Окончился суд быстро. Допросили Валова, нескольких свидетелей, потом были прения сторон и последнее слово подсудимого.

Прокурор говорил коротко и требовательно. Хулиган убил человека. За что? За то только, что он не дал ему закурить. Смотрите, как легко Валов лишил семью кормильца, а наше общество — честного труженика, вместе со всеми ковавшего общую победу над врагом. Убийце не место в нашей среде. Он должен быть наказан по всей строгости закона, и я прошу его лишить свободы сроком на десять лет…

Зал тяжело вздохнул, всхлипнула Ефимья Валова, на скамье подсудимых обеспокоенно заерзал Ванька, и снова стало тихо: говорил защитник. Его речь показалась Саше гораздо бледнее, но в одном он с ним согласился — Ванька был несовершеннолетним, не получил ни воспитания, ни образования, интересы его были ограниченны. Защитник просил суд учесть это и смягчить Валову меру наказания, которую просил прокурор.

Ваньке дали семь лет лишения свободы.

Подошла Рая, спросила:

— Ну как, правильно решили?

— Правильно! — отозвалась Екатерина Топорищева. — И наказали, а как же иначе, и не на полную катушку — все-таки учли, что малый еще.

— А ты, Саша, как думаешь?

— Не знаю, — покраснел он. В суде Рая стала для него другой, совсем не такой, как он понимал ее раньше, Рая причастна к такому таинству, о котором он и понятия не имел, ведет протокол судебного заседания. Неужели успевает записывать слово в слово? Хотел спросить ее об этом, но не решился. — Не знаю, — повторил Саша. — Тут как-то необыкновенно… «Какую чушь несу», — подумал он и покраснел еще больше.

Неожиданный поворот в судьбе сверстника потряс Сашу. Был Ванька Валов разболтанным, однако и не совсем плохим парнем. Охотно помогал матери по хозяйству, по первому зову бежал к соседям. Не встретился бы ему Федор, и ничего не было, сыпани Федор Ваньке махорки — поговорили бы и разошлись. И Федор жив, и Ванька на свободе. Наверное, и сыпанул бы, если знал, чем все закончится…

Федор поступил, конечно, правильно — не дал закурить мальчишке, да еще и пьяному. Наверное, еще и отругал, обозвал как-нибудь — за ним это не задержится. Но ведь и Ванька мог промахнуться, не в самое уязвимое место угодить камнем, поранить только, и тогда Федор отлупил бы мальчишку, всыпала ему дополнительно Ефимья, и тоже бы все закончилось вполне благополучно. А теперь — один мертв, другой в тюрьме из-за какой-то случайности. Одно движение и — смерть, и — семь лет лишения свободы. Семь лет! Вот она, жизнь-то, что вытворяет!

После суда Саша, кажется впервые, серьезно задумался о превратности судьбы и об ответственности человека за свои действия, Саша стоял посреди двора с забытой в руках метлой в состоянии полной растерянности, его лицо выдавало напряженную работу мысли. А пожалуй, думал он, все случайности и нелепицы, которые в первую очередь пришли ему в голову, «не сбежались» бы на узкой тропке, будь Ванька трезв! Прошел бы он мимо Федора тихонечко, поздоровался с ним почтительно, попросить закурить не осмелился, и вот тогда действительно ничего не было бы.

Так что же, водка виновата? Или тот, кто напоил Ваньку? А если он напился с такими же, как он, мальчишками? Степан Журавлев пытался сорвать танцы, потому что был пьян, но он-то толкнул Степана трезвым, и если бы Степан убился при падении со сцены — такое тоже могло быть, — выходит, и его, Сашу Камаева, могли посадить за решетку? Так как же поступать в таких случаях? Подставлять левую?

Неизгладимое впечатление произвел на Сашу и суд. Несколько дней он восстанавливал в памяти все детали судебного разбирательства и завидовал Рае. Она работает в суде! Вот и ему бы, рядом с ней! А кем? Судьей? Нечего и думать. Слепой судья! Прокурором? Тоже не сможет. Адвокатом? А что он делает, кроме того, что защищает хулиганов и убийц? И зачем вообще их защищать? Но суд учел просьбу адвоката, не десять лет дал Валову, а только семь. Выходит, адвокат тоже для чего-то нужен?

Поговорить бы с Раей, посоветоваться. Засмеет, пожалуй… Нет, она не такая. Достал решетку, отточил карандаш и написал записку: попросил зайти ненадолго по очень важному делу — последнее время Рая не провожала его и в клубе не появлялась, ссылаясь на занятость. И вовремя пришла эта мысль — Наталья Ивановна собиралась в центральный магазин «Уралторг», суд по пути.

— Передала, обещала прийти вечером, — сказала Наталья Ивановна по возвращении. — А что случилось-то?

— Да так, ничего.

— Ну и ладно, что ничего, а то смотрю, беспокойный ты какой-то.

Ожидая гостью, Наталья Ивановна вымыла полы, застелила стол чистой скатертью, достала из ямки варенье. А он то тихо наигрывал на баяне, то шел во двор слушать: не идет ли? И не выходили из головы слова Натальи Ивановны: «Не по себе дерево рубишь, племянник! Тебе нужна девка невидная, лишь бы работящей была, за тобой ходила, хозяйство вела, а ты вон какую окрутить надумал! Смотри не споткнись, парень!» Правильно. Где уж ему! А душа не соглашалась, не принимала привычные житейские правила, и уже не предстоящий, утром задуманный разговор с Раей тревожил его, а что-то другое, более значительное и пока непонятное.