Василий Шевчук - Командир атакует первым

Разговор получился интересный. Кое-кто, правда, сомневался, нужно ли ворошить дела давно минувших дней. Учат, говорили, не по бумажкам и не на пальцах, а в воздухе, на самолетах, а еще лучше - в реальных воздушных боях.

С этим можно согласиться - практика несомненно лучший учитель. Но большинство коммунистов-летчиков поддержали нас: на одних силуэтах немецких самолетов тактикой воздушного боя не овладеешь, самолеты противника необходимо изучать более подробно, особенно броневую защиту, вооружение, маневренные возможности. Выступавшие молодые летчики были убеждены, что им гораздо больше пользы принесет не тот опыт, который они ищут сейчас на страницах военных газет и журналов, а живой, подробный рассказ участников боев.

Словом, необходимость глубокого обобщения и изучения фронтового летного опыта поняли все, даже те, кто поначалу сомневался.

Так, на занятиях мы разобрали ряд боев, проведенных Степаном Карначом, Виктором Шкилевым, Иваном Базаровым, Николаем Смагиным и другими летчиками полка. Большой интерес вызвал рассказ о не совсем обычном для истребителя задании, которое с успехом выполнил Николай Смагин со своим ведомым. А дело обстояло так. Командование поставило задачу: уничтожить Чонгарский железнодорожный мост, через который фашисты доставляют в Крым оружие, боеприпасы.

Наши бомбардировщики не раз совершали налет на мост, но все неудачно прицельному бомбометанию мешал сильный зенитный огонь.

Смагин прикрывал с воздуха бомбардировщики и пришел к выводу, что ему легче было бы выполнить задачу на таком скоростном и маневренном самолете, как истребитель. Но как на истребитель подвесить бомбу? Летчик высказал свою идею инженеру полка по вооружению старшему лейтенанту И. Ходосу. Вместе с ним укрепили бомбодержатель под фюзеляж истребителя, подвесили 250-килограммовую бомбу. И вот новый вылет. Вражеские зенитки ведут яростный огонь по бомбардировщикам, а Смагин тем временем спикировал и нанес прицельный бомбовый удар по мосту. Фермы моста рухнули в воду. Важная переправа противника надолго была выведена из строя. Смагин за выполнение ответственного задания был награжден орденом Ленина.

Этот полет для летчиков нашего полка был интересен еще и потому, что мы сравнительно мало штурмовали наземные войска противника. Мы прикрывали войска от ударов с воздуха, вели разведку, сопровождали штурмовиков и бомбардировщиков. В то же время было хорошо известно, что истребительная авиация на других фронтах успешно используется для штурмовых ударов по наземным целям противника. Значит, это вызывалось необходимостью. Хотя к концу сорок второго года в войска стали поступать все в больших количествах пикирующие бомбардировщики Петлякова, штурмовики Ильюшина (модифицированный вариант - с кабиной стрелка), истребители также могли решать задачу по уничтожению наземных объектов противника.

Поэтому в период вынужденного бездействия мы и обратили внимание на тактику нанесения огневых ударов по земле. Занятия проходили в форме свободной беседы. Каждый мог высказать свое мнение, предложить собственный вариант боевой работы на том или ином этапе боя. Много спорили, доказывая свою правоту, и это рождало новые приемы, совершенствовало уже знакомые. Хорошо известно: на основе двух имеющихся у тебя тактических приемов трудно изобрести третий, но если иметь в запасе сто, то сто первый рождается легко.

Большой интерес у молодежи вызывали те бои, в которых руководители занятий участвовали сами. Интересовало ребят все - начиная с замысла атаки, его претворения, до личных ощущений во время боя. "А как вы чувствовали себя, когда "мессер" зашел в хвост самолету?.. А что думали, когда попадали под зенитный огонь?.. А когда сбили вас?.."

И мы, "старички", вскоре сами поняли, что занятия приносят пользу не только молодым. Не менее полезны они были и для нас. Уже сама подготовка к занятиям заставляла осмыслить все детали проведенных боев.

"Как-то будем воевать, когда попадем на фронт?" - нередко задавал я себе вопрос и тут же поправлялся: "Как будут воевать мои товарищи?" Да, с моим медицинским заключением речи о полетах не может быть даже на легкомоторном У-2.

Позвоночник время от времени напоминал о себе. Утром с постели поднимался с трудом, одевал с помощью товарищей "жилет" мастера Вано и в гимнастерке - на физзарядку. В полку мало кто знал о "жилете", и мне неудобно было им "хвастаться".

Позвоночник за ночь деревенел. Первые, разминочные, упражнения выполнял, кусая до крови губы, потом уже легче. День проходил быстро, незаметно. Но к вечеру поясница, шея, вся спина словно немели...

Пока я отсутствовал, в полку произошли значительные перемены в личном составе. Как всегда, разные были люди: по характеру, образованию, уровню военной подготовки. Но одно роднило всех без исключения - желание быстрей получить самолеты и отправиться на фронт. Многие высказывали недовольство тем, что на фронте идут бои, а "мы тут прохлаждаемся". Но все настойчивее велись разговоры, что мы скоро поедем то ли в центр формирования авиационных частей, то ли сразу на авиационный завод за боевой техникой.

Слухи эти и радовали и огорчали меня. Полк, эскадрилья - в бой на самолетах, а военком Шевчук будет воевать "пешим по-летному". И хотя логикой мышления я давил в себе все мечты о полетах, однако видел себя только в кабине истребителя, снова и снова ловил в сетке прицела то хищный силуэт "мессера", то тяжело груженный бомбами "юнкерс". Что давало надежду? Трудно сказать. На аэродроме стояло несколько потрепанных У-2. У этой машины было много названий: "кукурузник", "огородник", "старшина в авиации". На самом же деле это был учебный самолет, на котором поднялось в воздух не одно поколение авиаторов. А с начала войны он стал и ночным бомбардировщиком. Любой летчик с уважением относился к нему. Но летать на У-2 после скоростного истребителя!..

И все же я все чаще и чаще приглядывался к этому аэроплану. После большого перерыва мне очень хотелось подняться в воздух хотя бы на таком самолете, и командир полка все понял. Мы сделали с ним несколько полетов. В кабине я чувствовал себя даже лучше, чем на земле. Когда сказал об этом Кутихину, тот с улыбкой, но серьезно ответил:

- Василий Михайлович, это же трехколесный велосипед в авиации. Сам знаешь, на "яке" и скорость, и перегрузки не те. А в бою из самолета и из себя нужно выжимать все.

Я верил в свои силы: пусть позвоночник еще не совсем в порядке побаливает, устаю быстро, но разве можно сравнить мое нынешнее самочувствие с прошлым? И дальше, значит, будет лучше!

А Кутихин, проявляя искреннюю заботу обо мне, предложил:

- Давай-ка, Шевчук, к Безбердому, в штаб. И при деле будешь, и с нами.