Василий Шевчук - Командир атакует первым

Набираем высоту до четырехсот метров. Слева, на траверзе - Белгород. Он километрах в десяти. С такого расстояния, да еще в солнечном мареве, города не видно. Можно только догадываться, что это именно Белгород. От него до Харькова поездом - не больше трех часов. На самолете хватит и двадцати минут. Это уже родная украинская земля!..

Дом... Родные края... Вот они, совсем рядом, но дорога до них ох какая далекая! Даже посмотреть в ту сторону пристально, подольше, некогда. Мы в разведке. Нужно следить и за землей и за воздухом. Самолетов пока не видно. Основное внимание - земле, за воздухом наблюдает ведомый. Изредка поглядываю на него - ничего, головой крутит.

Прошли траверз Белгорода и поворачиваем, как советовал Кутихин, на запад. Вот и район, указанный капитаном из штаба дивизии. Лес, знаменитые в здешних местах дубовые рощи. Деревья растут нечасто, но густая широкая крона могучих дубов может укрыть что угодно.

Снова снижаемся. Берег речушки. На нем и в воде полно людей. Можно позавидовать - день жаркий. Да, но... До меня не сразу доходит, откуда здесь такое количество людей, тем более мужчин. Увидев нашу пару истребителей, купающиеся выскакивают из воды и нагишом бросаются в прибрежный кустарник, в лес. Теперь все понятно: солдаты. Остается только выяснить, какой род войск. Тут уже я догадался - если пехота, на берегу вместе с одеждой должно быть и оружие - винтовки, автоматы. Пехота везде с оружием, и на купанье, конечно. Делаем еще заход, все уже разбежались, но одежда так и осталась на берегу. Нет, оружия не видно. Все ясно - в лесу расположилась артиллерийская или танковая часть.

Проходим над лесом. Быстро мелькают деревья. Уменьшил скорость догадка оказалась верной: вот ствол торчит из-под ветвей, вот угадываются контуры башни. Несколько танков вообще не замаскированы.

Набираем высоту до трехсот метров. Да, в этой дубраве можно целую танковую бригаду спрятать. Судя по количеству купавшихся и учитывая, что немцы народ дисциплинированный и наверняка идут на купание по очереди, танков в этом лесочке - не меньше бригады.

Запоминаю характерные ориентиры: истребитель на разведке ничего не отмечает на карте. Все нужно запоминать. На карту успеваешь глянуть только для того, чтобы сличить ее с местностью. Мысленно накладываю на масштаб карты конфигурации леса, полевую дорогу с севера, характерный изгиб речушки.

В этот момент в наушниках - голос ведомого:

- Командир, "мессер" справа!

Смотрю направо и одновременно показываю Павлову кулак: разговори по радио запрещены! "Мессера" не вижу. А ведомый начинает разворачивать свою машину вправо. Пришлось тоже нарушить правила радиообмена; "Куда? Отставить!" - это я в микрофон, а в пятистах метрах от нас самолет наш Ил-2, "горбатый".

Ведомый уже понял свою оплошность. Я улыбаюсь: как все похоже. Когда-то и я не выдержал, тоже бросился, правда, на "юнкерсы". А здесь штурмовичок ползет над лесом, тоже, видимо, разведчик. Подходим - летчик показывает, что все в норме, собирается возвращаться, предлагает перед уходом "штурмануть" лес. Я отказываюсь - до дома еще далеко, боезапас может пригодиться. Жестами даю понять штурмовику, что прикрою его на всякий случай сверху.

"Ил" с первого захода попал во что-то горючее или взрывчатое. Огромный дуб, окутанный клубами дыма, медленно, словно нехотя, поднялся в воздух и упал на соседние деревья. Молодец "горбатый"! Мне тоже очень хочется пройтись над лесом. Но что для танковой брони наши пулеметы? А вот там, на речке, можно было бы пострелять этих голышей, вывести из строя экипажи...

Много приходилось слышать, что, если нет противодействия с земли, фашистские летчики не упускают возможности поохотиться даже за отдельными людьми, будь то военные или нет. В прошлом году, когда, раненный, добирался из санчасти Семисотки на аэродром, сам был для них мишенью. А мне сразу просто в голову не пришло - расстрелять бегущих, тем более беспомощных голых людей...

Боезапас, правда, я в этом вылете все-таки использовал. На обратном пути мы догнали ту самую группу машин технического обеспечения и с двух заходов разбили ее.

Линию фронта вместе со штурмовиком прошли на бреющем. И он, покачав приветственно крыльями, пошел на север. Мы с ведомым благополучно сели на свой аэродром.

О результате полета я доложил командиру и капитану разведки. Рассказал и о купавшихся танкистах, выразив сожаление, что не обстрелял их. Кутихин рассмеялся:

- Много знаю признаков для выявления объектов разведки, а вот что по голым танкистам можно определить танковую бригаду - никак не представлял...

Капитан из штаба дивизии согласился, что несколькими очередями можно было действительно вывести из строя немало экипажей.

- Ладно, народ правильно говорит: "Век воюй - век учись, как нужно воевать", - переиначив пословицу, успокоил Кутихин. - Давай, Василий Михайлович, я тебя поздравлю.

Офицер из штаба тоже сказал, что доволен результатами разведки. Данные о танках сходятся с ранее постудившими сведениями.

Я поблагодарил и спросил:

- Теперь бы их, товарищ капитан, накрыть.

- Всему свое время, товарищ Шевчук. Успеете еще.

- Когда?

- Своевременно, - уклончиво ответил он.

В ближайшие несколько дней боевых заданий больше не было, на полеты наложили запрет. С утра до вечера мы усиленно занимались тренировками, проводили теоретические занятия. Каждый вечер руководящий состав полка, эскадрилий собирался возле штабной землянки. Командир подводил итоги, определял задачи на следующий день, уточнял боевые расчеты групп на случай подъема в воздух.

В тот памятный вечер я подошел к штабу первым. Сел на скамейку, курить, правда, уже не хотелось. Днем стояла жара. Мой корсет был мокрым от пота. Но без него нельзя. Как-то попробовал не надевать: за несколько часов устал больше, чем за сутки на ногах. Спасает меня "жилет" мастера Вано, ох как спасает!

Из землянки вышел Кутихин. Молча сел рядом.

Предвечерняя густая тишина стоит над нашим "тыловым-фронтовым", как острили полковые шутники, аэродромом. Не шелестят даже листья деревьев, надежно спрятавших и наши истребители, и бронированные машины расположившейся в глубине леса большой танковой частя. У них тоже тишина. Нам хоть иногда полетать давали, а им даже моторы запускать запрещено. Все мы ждем своего часа.

Каждый день, судя по сводкам в газетах, советские летчики сбивали десятки вражеских самолетов. Нам оставалось только по-хорошему завидовать братьям по оружию.

Да, где-то люди дерутся, а у нас тишина. Кутихин, видимо тоже думая об этом, вздохнул:

- Тишина. Как будто и войны нигде нет.

Из-за кустов, со стороны эскадрильских каптерок, вышел Меркушев.

- Подходи, комиссар, подходи. Сейчас начальник штаба придет, я командиров эскадрилий вызвал, план на завтра нужно продумать, да расскажи, как собрание прошло, - позвал его Кутихин.