Михаил Штереншис - Зигмунд Фрейд

Действительно, как ново и свежо для самого начала XX века! Это сейчас сексуальное воспитание в средней школе преподают, это сейчас ребенок о сексе знает больше, чем его родители, а сто лет назад это были великие откровения.

Как-то раз «поборники нравственности» устроили Фрейду засаду перед гостиницей в маленькой горной деревне, где тот отдыхал, и только спокойное мужество спасло его от побивания камнями и публичных оскорблений. Но все это, как уже было сказано, объяснимо и для того времени неудивительно. Умиляет другое: до какой степени и по сей день ничего не изменилось. Психоанализ сначала занял прочные позиции, был общепризнан не только сам метод, но и совершенно феноменальное влияние, которое теории Фрейда оказали на психологию, в принципе «танцующую» от главного открытия Фрейда как от печки. Затем метод вышел из моды, но дал целую серию дальнейших методик. Психотерапевтический метод «лечения словом» весь вышел из практики Фрейда, и ему обязана психология своим умением помогать людям. Столь же велико его влияние на литературу, философию, искусство, душу человека, в конце концов.

Об искусстве много думал и сам Фрейд. После появления эссе Зигмунда Фрейда «Об одном детском воспоминании Леонардо да Винчи» (1910 год) навязчивой идеей психоаналитиков стал вопрос о либидо(сексуальном влечении) Леонардо как источнике его гениальности. В этом эссе Фрейд впервые разработал основы своей теории причин гомосексуальности. Детское воспоминание Леонардо о коршуне, настигшем его в колыбели, легло в основу суждений Фрейда о том, что художник, росший до пяти лет без отца под сильным влиянием матери, «отдается научным поискам с той же страстью, какую другие люди испытывают в любви».

В самом эссе новых откровений мало. Фрейд просто применяет свой метод и способ мышления к конкретному гению. В загадочной улыбке Джоконды психоаналитику чудилась нежность к матери, а в изображении святых Марии и Анны — память о матери и о мачехе, воспитавшей Леонардо. Будучи незаконнорожденным, первые годы своей жизни Леонардо провел в доме матери, затем в возрасте пяти лет был взят в семью отца и воспитывался мачехой. Ряд записей в его дневнике, по мнению Фрейда, обусловлен его чувствами к родителям и затем к ученикам. Основываясь всего лишь на личном опыте, Фрейд сделал вывод, что «случайные обстоятельства детства оказали на Леонардо глубоко вредное влияние». Эссе о Леонардо да Винчи провозгласило вседозволенность психоанализа в отношении даже гениальной личности: «Никто не велик настолько, чтобы для него было унизительно подлежать законам, одинаково господствующим над нормальным и болезненным».

Кстати, Фрейд в работе о Леонардо да Винчи опирался не на документы, а на произведения еще одного, после Даркшевича, русского — Дмитрия Мережковского, чье сильное влияние на собственное учение он не скрывал. В творчестве Мережковского во многом отразились его отношения с отцом, что известно из биографии писателя. Критики не раз отмечали, что Мережковский стремился навязать своим героям те мысли и поступки, которые соответствовали бы не исторической правде, а той символической роли, которая на них возложена изобретенным им религиозным мифом. Данная тенденция прослеживается в романе «Воскресшие боги. Леонардо да Винчи» (1901 год). Главный герой этого романа вынужден так или иначе следовать идее Мережковского о вечном противостоянии языческой, «антихристовой бездны плоти» и «Христовой бездны духа».

По мнению Фрейда, «Леонардо был подобен человеку, который слишком рано пробуждается во мраке, тогда как другие еще спят». И действительно, подобное умонастроение отражено у Леонардо в высказывании: «Думая, что учусь жить, я учился умирать». В качестве примера можно привести картину «Св. Иероним», где в трещине между скал в правом верхнем углу композиции, куда обращен взор св. Иеронима, Леонардо запечатлел образ материального мира, от которого отрекся святой. Взгляды Леонардо на роль творца во многом проливают свет на опыт его жизни: «Живописец или художник должны быть одинокими, чтобы благосостояние не вредило силе духа» или «Только Слава возносится к небу, так как добродетельные поступки — друзья Бога…»

«…Когда психиатрическое исследование, пользующееся обычно больным человеческим материалом, приступает к одному из гигантов человеческого рода, оно руководствуется при этом совсем не теми мотивами, которые ему так часто приписывают профаны. Оно не стремится «очернить лучезарное и втоптать в грязь возвышенное»: ему не доставляет удовольствия умалить разницу между данным совершенством и убожеством своих обычных объектов исследования. Оно только находит ценным для науки все, что доступно пониманию в этих образцах, и думает, что никто не велик настолько, чтобы для него было унизительно подлежать законам, одинаково господствующим над нормальным и болезненным. Леонардо да Винчи (1452–1519) был одним из величайших людей итальянского Ренессанса. Он вызывал удивление уже у современников, однако представлялся и им, как и нам еще до сих пор, загадочным. Всесторонний гений, «которого очертания можно только предчувствовать, но никогда не познать» По словам Якоба Буркхардта, приведенным Александрой Константиновой в «Эволюции типа мадонны у Леонардо да Винчи» (Страсбург, 1907), он оказал неизмеримое влияние как художник на свое время; но уже только нам выпало на долю постичь великого натуралиста, который соединялся в нем с художником. Несмотря на то что он оставил нам великие художественные произведения, тогда как его научные открытия остались неопубликованными и неиспользованными, все же в его развитии исследователь никогда не давал полной воли художнику, зачастую тяжело ему вредил и под конец, может быть, совсем подавил его. Вазари вкладывает в его уста в смертный час самообвинение, что он оскорбил Бога и людей, не выполнив своего долга перед искусством. Он поднялся и попытался сесть в постели, преодолевая свое нездоровье. Но все же было видно, как ему скверно, ибо не сделал он в искусстве все, что было ему предназначено. И если даже этот рассказ Вазари не имеет ни внешнего, ни тем более внутреннего правдоподобия, а относится только к легенде, которая начала складываться о таинственном мастере уже при его жизни, все же он, бесспорно, имеет ценность как показатель суждений тех людей и тех времен».

И это все написано задолго до появления «Кода да Винчи». Дело не в том, что венский доктор был во всем прав, он иногда здорово заблуждался, так как был ограничен своими патриархальными установками, своим временем и образованием. Речь идет о том, что он подобрался к устройству души очень близко. Нашарив в безднах бессознательного знаменитый эдипов комплекс (или комплекс Электры), Фрейд нащупал что-то крайне важное для человеческой психики. Суть в том, что сексуальная тяга к одному из родителей зарождается у ребенка в возрасте примерно трех лет и позже вытесняется страхом наказания — кастрации. Возникает мучительное желание освободиться от другого родителя — соперника, убив его. По Фрейду, в основе бессознательных процессов всего человечества лежит отцеубийство как таковое или желание его.