Алексей Карпов - Княгиня Ольга

Еще в 60-е гг. XX в. здесь также бытовали легенды о «дворце» княгини Ольги и какой-то «Ольгиной даче» на противоположной стороне Днепра (см.: Иннокентий (Просвирнин), архим. Равноапостольная великая княгиня Российская Ольга // Журнал Московской патриархии. 1969. № 7. С. 56-67).

Об этом сообщается в Житии княгини Ольги, в легенде об основании ею Пскова (см. ниже, в главе 6). В «Истории Российской» В.Н. Татищева данное известие помечено 948 г.: «Ольга послала в отечество свое, область Изборскую, с вельможами многое злато и сребро и повелела на показанном от нея месте построить град на берегу Великой реки и, нарекши его Плесков, населить людьми, отвсюду призывая» (Татищев. Т. 2. С. 47). Однако это известие восходит к Житию Ольги (Там же. С. 222, прим. 126), а в последнем речь идет об основании псковской церкви Св. Троицы, т. е. событии, которое могло иметь место лишь после крещения княгини. Позднейшие легенды и предания связывают имя Ольги и с другими городами Псковского края, однако легенды эти очень поздние и, по-видимому, совершенно фантастические. Так, в «Лексиконе российском историческом, географическом, политическом и гражданском» тот же В.Н. Татищев сообщает, что город Гдов (он же Вдов, или Вдовый) получил свое название от того, что был дан Ольге «по вдовстве» (Татищев В.Н. Избранные произведения / Под ред. С.Н. Валка. Л., 1979. С. 231). О пребывании Ольги в Великих Луках говорит предание, записанное в начале XX в. (Александров А.А. Во времена княгини Ольги. С. 139-141).

Об этом сообщается под мифическим 974 г. (т. е. уже после действительной кончины княгини) в т. н. «Летописи города Витебска» (Сапунов А.П. Витебская старина. Т. 1. Витебск, 1883): Ольга будто бы переправлялась в этом месте через Двину, направляясь в Киев после победы над ятвягами и печенегами. Другая, но столь же маловероятная, дата основания города — 914 г. — приведена в «Описании Полоцкой губернии», приложенном к «Атласу» той же губернии 1777 г.: Ольга «проезжала в Киев через оное место и ночевала на горе, где и велела на той горе строить город» (Шишанов В. Основание Витебска: еще одна версия // Витебский курьер. 1998. № 33. 5 мая. С. 1; тоже: http://www.oli-art.com/).

Об этом с рядом фантастических подробностей сообщал известный историописатель последней четверти XVII в., диакон Афанасьевского монастыря (близ устья Мологи) Тимофей Каменевич-Рвовский (см.: Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 1. С. 270, прим. 277).

Вероятно, обращение части руссов в христианство, о котором пишет Фотий, произошло не ранее сентября 865 г., так как в относящемся к этому времени послании папы Николая I византийскому императору Михаилу III (Там же. С. 89) варвары, незадолго до того напавшие на Константинополь (т. е. руссы), названы «язычниками» и «врагами Христовыми».

Имею в виду упоминание в Житии св. Константина (Кирилла) Философа «Евангелия и Псалтири, написанных русскими письменами» и найденных Константином в Крыму (Флоря Б. К Сказания о начале славянской письменности. СПб., 2000. С. 149; см. также С. 223—227, где указаны различные гипотезы и огромная литература, касающаяся этого загадочного места в Житии).

А.А. Шахматов полагал, что слово «козаре» поставлено в летописи не на место, и читал летописный текст следующим образом: «…мнози бо беша варязи и козаре христьяни» (Шахматов А.А. Повесть временных лет. Т. 1. Пг., 1916. С. 61). Такое чтение предпочел и Д.С. Лихачев в первом издании «Повести временных лет» в 1950 г. (Повесть временных лет / Под ред. В.П. Адриановой-Перетц. М.; Л., 1950. Ч. 1. С. 38—39), однако во втором издании памятника, в 1996 г., текст приведен в соответствие с летописным (Повесть временных лет. 2-е изд. С. 26). В целом, реконструкция Шахматова не выглядит обоснованной.

В «Истории Российской» В.Н. Татищева летописный текст читается по-другому: «…мнози бо быша варязи, словяне и руссы христиане» (Татищев. Т. 2. С. 44); близкое к этому чтение («…мнози бо бе от славян, варяг и руси…») имелось и в издании Львовской летописи Н.А. Львова 1792 г. (под явным влиянием Татищева), однако в известном ныне Эттеровом списке Львовской летописи XVI в. текст читается так же, как и в других летописях (ПСРЛ. Т. 20. С. 55, прим. 7). В Густынской летописи о христианах говорится, что они были «от варяг и прочиих в Киеве» (ПСРЛ. Т. 40. С. 32).

О. Прицак связывал название «Пасынъча беседа» с тюркским словом «баскак» (от «bas» — «давить»), предполагая, что так называлась хазарская таможня, существовавшая, по его мнению, в Киеве до 930 г. (Голб Н., Прицак О. Хазарскоеврейские документы… С. 79—80). Однако гораздо более предпочтительной выглядит славянская этимология названия — от «пасынъкъ», «пасынкы», в значении: «часть княжеской дружины» (см. о «пасынках»: Горский А.А. Древнерусская дружина). Слово «беседа» здесь может восходить к праславянскому «beseda» в значении «сидение» или «сидение снаружи» (ср.: Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. 1. М., 1986. С. 160; Этимологический словарь славянских языков/ Под ред. О.Н. Трубачева. Вып. 1. М., 1974. С. 211—213).

С «Ручаем» отождествляют либо реку Почайну, либо одну из малых киевских речек — т. н. Борисоглебский ручей, обозначенный на плане Киева 1695 г., Крещатицкий ручей или старое русло Глубочицы, притока Почайны (см., напр.: Гупало К.Н. Подол в древнем Киеве. Киев, 1982. С. 36).

См. в краткой Проложной памяти мученика Варяга и сына его Иоанна, убиенных в Киеве: «Бяше некто человек Божий, именем Варяг родом, пришел бе из Царяграда [с] сыном своим Иваном…» (Пичхадзе и др. С. 302).

В сочинении чешско-польского историка конца XVI в. Бартоломея Папроцкого со ссылкой на русские «анналы» (летописи) приводится рассказ о появлении в Моравии некоего русского князя, сына Колги (Олега?) Святославича и племянника Ярополка и Владимира, которого прислал сюда «с большим запасом золота и серебра» отец, опасавшийся своего брата, «сурового тирана Ярополка». Ярополк действительно убил Колгу, но затем и сам был убит Владимиром (история войны трех братьев Святославичей, внуков Ольги, хорошо известна по «Повести временных лет»); сын же Колгу остался на своей новой родине (Флоровский А.В. Русское летописание и Я.А. Коменский // Летописи и хроники. 1973. М., 1974. С. 312—316). Впрочем, насколько можно доверять этому рассказу (отнесенному Папроцким к явно недостоверному 861 г.), сказать трудно: русский сын Колгу считался родоначальником знатного моравского рода Жеротинов, а как известно, генеалогические предания такого рода нередко включают в себя вымышленных персонажей. Тем более нет оснований доверять еще более поздним версиям этой генеалогической легенды, по которым русский родоначальник Жеротинов, тоже Олег и тоже племянник Ярополка, становится братом Ольги («жены Ярополка, отца Jori», т. е., надо полагать, Игоря?) и в качестве моравского князя неудачно воюет с венграми, а затем бежит в Польшу (см.: Там же) или, в соответствии с некоторыми вариантами, на Русь, где якобы убеждает Ольгу принять крещение (Фризе X. Ф., фон. История Польской церкви от начала христианства в Польше до наших времен. Варшава, 1895. Т. 1. С. 33—46). Вряд ли можно признать удачной попытку построения гипотезы о путях развития русского христианства на основании этих поздних и явно путаных генеалогических преданий (Королев А.С. Роль Великой Моравии в крещении руссов при княгине Ольге // Научные труды МПГУ. Серия социально-исторических наук. М., 1998. С. 3—8; он же. История междукняжеских отношений… С. 165—174).