Алексей Карпов - Княгиня Ольга

В рассказе о перенесении мощей св. Ольги в Степенной книге упомянуто имя киевского митрополита Леона (Леонта); однако достоверность существования киевского митрополита с таким именем во времена св. Владимира ставится исследователями под сомнение.

Почему гроб св. Ольги назван «малым» и по сравнению с чем он «мал», неясно. Возможно, здесь сказалось влияние церковных песнопений о Спасителе («во гробе мале обитавши»), где эпитет «малый» имеет особый смысл: «отмечает неизреченное смирение Сына Божия» (см.: Серебрянский Н.И. Древнерусские княжеские жития. С. 33, прим. 2; хотя сам исследователь возможность такого влияния и отрицает).

Так считал, например, Н.К. Никольский: по его мнению, упоминание каменного гроба княгини Ольги свидетельствует о позднем происхождении «Похвалы» княгине, испытавшей влияние позднейшей редакции Жития Ольги, «так как, конечно, рака деревянная была устроена ранее каменной, а не наоборот» (Никольский Н.К. Материалы для повременного списка русских писателей и их сочинений (X—XI вв.). СПб., 1906. С. 232-233).

По свидетельству летописи, князья, участники торжественной процессии, «вземше первое Бориса в древяне раце», а в церкви его мощи «вложиша… в раку камену» (ПСРЛ. Т. 1. Стб. 181—182). В 1191 г. первоначальные деревянные раки св. Бориса и Глеба были перенесены из Вышгорода в Смоленск и стали одной из почитаемых святынь смоленского Смядынского монастыря (Абрамович Д.И. Жития св. мучеников Бориса и Глеба и службы им. Пг., 1916. С. 109-110).

По наблюдениям Е.Е. Голубинского, этот обычай был неизвестен Греческой церкви, но получил распространение на Западе.

Так, немецкий дипломат Эрик Ляссота, посетивший Киев в 1594 г., сообщает о том, что видел в разрушенном киевском Софийском соборе гробницу «княгини Юльцы» (Juulza), которую он назвал матерью князя Владимира (Сборник материалов для исторической топографии Киева и его окрестностей. Киев, 1874. С. 17, второй пагинации). Несомненно, речь идет именно об Ольге (о том, что имя Ольги в средневековой Украине передавалось как «Юлга», или «Юльца», специально писал Н.И. Коробка: Сказания об урочищах Овручского уезда… С. 305). Схоже о погребении «матери Владимира» в Киевской Софии писал в середине XVII в. архидиакон Павел Алеппский, передававший ее имя еще ближе к подлинному имени Ольги: Olikha (Сборник материалов… С. 73).

В одном из псковских синодиков XVI в. местом погребения княгини Ольги назван псковский Ивановский женский монастырь (Серебрянский Н.И. Очерки по истории псковского монашества. М., 1908. С. 220; он же. Древнерусские княжеские жития. С. 33).

Подробнее о различных редакциях Жития княгини Ольги, времени их появления и взаимоотношениях друг с другом см. Приложение: «Агиографические сочинения о святой княгине Ольге. Обзор редакций и тексты».

Никольский. С. 88—94. Исследователь издал текст по списку «Ярославского Архиерейского дома (Спасо-Преображенского монастыря), № 53—40», не указав более никаких подробностей о рукописи, так что последняя исчезла из поля зрения исследователей, и лишь недавно Е.А. Осокиной удалось обнаружить ее в составе коллекции рукописей Государственного архива Ярославской области — это рукопись № 857 (626) первой половины XVI в. Еще два списка Службы св. Ольге с именем «Кирилла» (или «Кира») «мниха» (в составе собрания Кирилло-Белозерского монастыря) указал В. Яблонский (Пахомий Серб и его агиографические писания. СПб., 1908. С. 211). Выявлены также другие минейные списки XVI—XVII вв., «текст которых практически совпадает с текстом, опубликованным Н.К. Никольским» (Серегина Н.С. Песнопения русским святым… С. 60).

О древности Церковной службы св. Ольге, или по крайней мере отдельных ее стихир, писал еще митр. Макарий (Булгаков) (История Русской Церкви. Кн. 2. С. 440—441, прим. 183), и эта точка зрения поддержана современными исследователями; см.: Спасский Ф.Г. Русское литургическое творчество (по современным минеям). Париж, 1951. С. 86; Былинин В.К. Русская духовная лирика (Очерк истории с приложением оригинальных текстов) // Поэзия. Альманах. № 57. М., 1990. С. 85—87; Серегина Н.С. Песнопения русским святым… С. 62—63; Осокина Е.А. Летописная «похвала» и «стихиры», посвященные кн. Ольге (Общность формы и источника) // Герменевтика древнерусской литературы X— XVI вв. Сб. 3. М., 1992. С. 44-53.

Возможно, к составлению Житий и Службы святой Ольге на одном из этапов был причастен знаменитый книжник XV в. Пахомий Серб, или Пахомий Логофет. Об этом свидетельствует «Воспоминание о блаженном Ионе, архиепископе Великого Новгорода и Пскова», памятник конца XV в., в котором сообщается о том, что архиепископ Иона повелел Пахо-мию в числе прочих «каноны и жития списати и еще блаженныя княгини Олги, начальницы христианству в Рустей земли» (Памятники старинной русской литературы, изд. Г. Кушелевым-Безбородко / Под ред. Н.И. Костомарова. Вып. 4. СПб., 1862. С. 31). Однако наиболее авторитетный исследователь творчества Пахомия Логофета В. Яблонский относил Службу и Жития Ольги к числу сомнительных сочинений, едва ли могущих принадлежать Пахомию (Указ. соч. С. 198—199, 210—211).

Имя пророчицы Деворы и некоторые другие библейские названия оказались непонятны позднейшим переписчикам Службы, которые переиначивали и искажали текст. См.: Серегина Н.С. Песнопения русским святым… С. 63.

Та же ошибка присутствует в некоторых списках русской редакции Проложного жития (Серебрянский. С. 8, прим. 34), а также в Летописи Авраамки 60—70-х гг. XV в. (ПСРЛ. Т. 16. Стб. 37). В одном из Прологов Житие Ольги ошибочно помещено под 2 июля (Серебрянский Н.И. Древнерусские княжеские жития. С. 23, прим. 2).

Н. И. Серебрянский полагал, что ближе других к оригиналу стоит Лесновский список (Указ. соч. С. 3), однако этот вывод может быть поставлен под сомнение. Во-первых, Лесновский список содержит существенные пропуски как в начале, так и в самом конце текста; во-вторых, использование в нем третьего лица применительно к Ольге в ее похвале в конце памятника (что Н. И. Серебрянский признавал первичным по сравнению с формами второго лица в Рум. и Хлуд.) отнюдь не выдержано последовательно: так, в самом конце похвалы автор обращается непосредственно к Ольге: «…Его же (Бога. — А.К.) м[о]лящи не престаи о чтущих день преставления (последующее «твоего» в рукописи сокращено. — А.К.)».

Н. И. Серебрянский датировал русскую проложную редакцию Жития приблизительно второй половиной XIII в. (Древнерусские княжеские жития… С. 32), однако ему не был еще известен старший список Жития XIII в. (РНБ. Q.n.1.63). Последний был введен в научный оборот 3.А. Гриценко, однако исследовательница отнесла Житие к еще более позднему времени — концу XIII — началу XIV в. (Гриценко 3.А. Агиографические произведения о княгине Ольге. С. 38, 39), т. е. ко времени, которым она, вслед за Е. Э. Гранстрем (Описание русских и славянских пергаменных рукописей. Л., 1953. С. 82), датировала выявленный ею список. Это, однако, не соответствует нынешней датировке рукописи Q.n.1.63, как и всего Синайского палимпсеста, —XIII в. (см.: Сводный каталог славяно-русских рукописных книг, хранящихся в СССР: XI— XIII вв. М., 1984. С. 276. № 304; Загребин В. М. О происхождении и судьбе некоторых славянских палимпсестов Синая // Из истории рукописных и старопечатных собраний. Л., 1979. С. 61—80).