Алексей Карпов - Юрий Долгорукий

Современное село Кидекша находится в четырех километрах к востоку от Суздаля, на реке Нерли, близ впадения в нее речки Каменки (Кидекша в переводе с угро-финского и означает: «Каменная», «Каменка»). Судя по археологическим данным, Юрий основал здесь не только церковь, но и небольшую крепость, прикрывавшую подступы к Суздалю по рекам Нерли и Клязьме {263} . [89]Остатки земляных валов крепости Юрия были хорошо заметны еще в середине прошлого века. Согласно местному преданию, записанному в XVIII веке суздальским историографом Ананией Федоровым, здесь издавна находился «загородной двор» суздальских князей. Великий князь Юрий Владимирович (ошибочно названный в тексте Всеволодовичем) пожелал не только возвести здесь «церковь каменную соборную», но и «град с крепостию (то есть Суздаль. — А.К.) пренести на оное место», и только «по некоему явлению возбранен бысть, остави то свое начинание». Каменная соборная церковь, «прекрасна и пречудна», была построена «внутри кремля города», то есть в самом Суздале, «а на том месте, где хотел крепость городовую устроить. [90], на берегу реки Нерли, устроив из камения, оставшаго от строения соборныя во граде Суждале церкви, церковь Святых мученик Бориса и Глеба и монастырь согради на обитание иноком». По версии Анании Федорова, это якобы и дало название селу: «и прозва то место Кидекша, то есть покинутое, или негодное» {264} .

Церковь Бориса и Глеба и поныне стоит на высоком берегу Нерли, почти на краю обрыва. Этот древний храм «производит исключительно сильное впечатление своей мудрой простотой и мощью, — писал о нем Н. Н. Воронин. — …Белокаменная кладка стен еще не блещет утонченным мастерством, это усиливает суровое и властное обаяние скупых форм храма. Они как бы молчаливы и сосредоточенны в своем величии. Где-то около храма стояли хоромы княжеского двора и рубленые дома придворной знати с их службами. Среди серых бревенчатых построек резко выделялся видный издалека с заречных полей и пологих высот белый куб дворцового собора» {265} .

Храм был небольшим. Его наружные размеры — 15 x 18,9 метра; эти размеры выдержаны почти неизменными во всех церквях, построенных Юрием Долгоруким. Однако до наших дней храм дошел в значительно измененном виде. Пострадавший во время татаро-монгольского нашествия, он был поновлен в 1239 году ростовским епископом Кириллом. Позднее, однако, церковь вновь оказалась в запустении, обрушились ее своды с главой, часть стен. В XVII веке храм перестроили, причем использовали для этого белый камень старого храма. Тогда и появились нынешние своды, четырехскатная крыша с маленькой главкой, совершенно не отвечающей первоначальному облику. Были заложены и древние щелевидные окна-бойницы (их следы хорошо видны), пробиты новые оконные проемы. В 1780 году к храму был пристроен западный притвор.

Строгое внутреннее убранство храма вполне соответствовало его внешнему облику. По-видимому, расписан он был еще при Юрии Долгоруком, хотя фрагменты фресковых росписей, открытые здесь в 1947 году, относят к 80-м годам XII века, времени княжения сына Юрия Долгорукого Всеволода Большое Гнездо [91]. В северной нише (аркосолии) храма, над гробницами погребенных здесь жены и дочери князя Бориса Юрьевича, сына Юрия Долгорукого, расчищены две женские фигуры, одна из которых представляет особый интерес: она изображена с нимбом, с золотисто-охристой стеммой (венцом) на голове, в императорских одеяниях. Было высказано предположение, что это изображение супруги князя Юрия Долгорукого [92]. Однако никакими сведениями о том, что княгиня была погребена в этой церкви, мы не располагаем, а ведь только в этом случае ее изображение могло здесь появиться. Скорее, можно предполагать, что на фресках изображены святые жены, соименные двум погребенным здесь женщинам из семейства Юрия Долгорукого — его невестке Марии и внучке Евфросинии [93].

Строительство княжеской резиденции вне города отнюдь не свидетельствовало о напряженных отношениях князя с местным суздальским боярством, как иногда полагают. Эта была общая практика древней Руси. Показательно, что в те же годы Юрий строит и в самом Суздале. Типографская летопись упоминает вслед за кидекоцкои церковью церковь Святого Спаса в Суздале, также каменную. Однако где она находилась и что из себя представляла, неизвестно; остатки ее не найдены [94].

Местность на Кидекше была связана с именем святого Бориса. По преданию, здесь находилось «становище», в котором он останавливался будучи ростовским князем. Это предание, несомненно, существовало уже во времена Юрия Долгорукого и, вполне вероятно, опиралось на реальные факты из жизни святого князя. Сообщая о кончине Бориса Юрьевича (12 мая 1159 года), летописец писал: «…положиша братия его в церкви Святую мученику (то есть Бориса и Глеба. — А.К.) , юже бе создал отець его Георгии на Нерли, идеже бяше становище святаго Бориса» {266} . [95](Впоследствии легенда эта трансформировалась, и «становище» на Кидекше стали приписывать обоим братьям — и Борису, и Глебу.) Борис же был самым почитаемым святым в семействе Владимира Мономаха. Как мы помним, отец Юрия Долгорукого «потщаньем многым» возвел церковь на самом месте гибели святого Бориса на реке Альте близ «отчего» Переяславля.

Юрий тем более почитал святого Бориса, что формально занимал княжеский стол в Ростове — том самом городе, где некогда княжил его святой предок. Известно, что в семье Юрия сохранялся меч, принадлежавший Борису. Впоследствии он перейдет по наследству к старшему сыну Юрия Андрею, и тот будет хранить его в своей опочивальне {267} . Возведение церкви на месте «становища» святого Бориса имело ярко выраженное символическое значение: оно свидетельствовало об особом отношении суздальского князя к святым братьям и о небесном предстательстве их обоих — а особенно Бориса! — за Суздальскую землю.

Отстраивая княжескую резиденцию на Нерли, Юрий, очевидно, воссоздавал под Суздалем подобие Альтинской резиденции своего отца. Но Кидекша стала аналогией и знаменитого Вышгорода под Киевом — места упокоения святых братьев и главного центра распространения их культа по всему православному миру. Впоследствии действия Юрия повторит его старший сын Андрей, который устроит свою резиденцию в Боголюбове близ Владимира: летописец и ее будет сравнивать с киевским Вышгородом {268} . Но главный храм Боголюбова будет посвящен Божьей Матери, икона которой станет новым палладиумом Владимиро-Суздальской Руси.

Из сыновей Юрия особую любовь к храму на Кидекше — что вполне естественно — питал Борис. Как уже было сказано, и он сам, и члены его семьи нашли упокоение под сводами этой церкви — в особых нишах-аркосолиях, заранее устроенных в северной и южной стенах здания. Несмотря на разрушение самой церкви, эти гробницы в течение долгого времени оставались непотревоженными. В 70-х годах XVII века суздальский воевода Тимофей Савелов сумел разглядеть сквозь щель в расколотой крышке княжеского саркофага драгоценное одеяние князя Бориса Юрьевича: «Поверх лежит неведомо какая одежда, шитая золотом… на ней же вышит золотом орел пластаной одноглавной, а от того орла пошло на двое шито золотом же и серебром узорами…» {269} Это нечастое в наших источниках описание парадной княжеской одежды, какой она была в XII веке. В этой одежде князья представали перед своими подданными в торжественных случаях — при восшествии на престол или в дни больших церковных праздников; в нее же их обряжали, провожая в последний путь. Надо полагать, примерно так же выглядело посмертное облачение и самого Юрия Долгорукого, в котором он был похоронен в киевской церкви Святого Спаса на Берестовом. Но об этом печальном событии речь еще впереди.