Андрей Ранчин - Борис и Глеб

Днем было тепло, на голубом-голубом небе отдыхали без движения редкие волнистые облака. Ночами нападали первые заморозки, и трава поутру стояла осыпанная серебряным, седым инеем. Стук копыт гулко отдавался по промерзшей дороге: Глеб и его спутники ехали не только днем, но и первые часы после заката. Ночь меркла долго, но потом наваливалась — глухо, беспросветно, словно на голову набрасывали мешок. Такие далекие звезды казались сейчас совсем рядом: протяни руку — и достанешь. Иногда звезда срывалась и быстро скользила вниз по черному бархатному небосклону. Верно, кто-то умер и ангел летел за его душою с голубым светильником в руке?..

У речки с жутковатым названием Тьма Глебов конь оступился в глубокой рытвине и тяжело завалился на бок вместе с всадником. Ушибленная и вывихнутая нога сильно болела. Ехать дальше в седле Глеб не мог. В ближайшем стане, на пристани, князь и его спутники пересели в ладью-«насад». Через волок на Вазузе спустились к Днепру. От Смоленска до Киева было уже рукой подать, и плыть теперь надо было по течению. Гребцы могли наконец отдохнуть.

Глеб стоял на корме, кутаясь в плащ-корзно. Поодаль темнолицый узкоглазый повар Торчин возился с большим ножом, готовя снедь к обеду. Из-за речного поворота показалось несколько больших ладей. Корабли шибко шли навстречу, расходясь по сторонам от Глебова «насада», словно пытались окружить его.

Лиха беда начало. Вкусив крови, Святополк замыслил перебить и других братьев. Автор «Сказания об убиении Бориса и Глеба», видимо, правильно понял и описал замысел убийцы: «<���…> Хотел перебить он всех наследников отца своего, чтобы одному захватить всю власть» {419} . Теперь жертвой был избран родной брат Бориса Глеб: Святополк устранял единственного оставшегося после гибели Бориса князя, правившего на северо-востоке страны и имевшего основания претендовать на Ростовское княжение брата. Кроме того, в Глебе он мог опасаться будущего мстителя за Бориса.

Согласно «Чтению…» Нестора, Глеб, живший при дворе отца и прознавший об умысле «второго Каина», решил бежать «в северные страны, так как там был другой брат святых». После молитвы в Десятинной церкви перед иконой Святой Богородицы юный князь спустился к реке, сел в заранее приготовленный «кораблец» и поплыл вверх по Днепру. Люди Святополка пустились в погоню и настигли Глеба спустя много дней. Приближенные князя намеревались биться с преследователями, но князь-отрок умолил их не сопротивляться и пощадить и их собственные, и свою жизни, уповая на милосердие Святополка. «Это святой умолял их, заботясь, чтобы и их не погубили и не пролили кровь неповинную. Хотел святой один за всех умереть и потому отпустил их, сам же с отроками в корабле плыл посреди реки». Кто эти приверженцы Глеба, которые «пошли к берегу», неясно. Возможно, это были воины или местные жители, поддержавшие князя и плывшие рядом с его ладьей. Убийцы захватили корабль и велели Глебову повару («старейшине поваров») убить господина {420} .

В предыдущей главе уже говорилось, что более предпочтительной представляется другая история гибели Глеба — та, которая изложена в «Повести временных лет» и «Сказании об убиении Бориса и Глеба» [121]. Существует также мнение, что лучшим доказательством недостоверности Несторова рассказа является сам этот текст: «не естественно, почему Святополк послал убить Бориса, а Глебу, который был в Киеве, дал убежать». По мнению С.А. Бугославского, которому принадлежат процитированные выше слова, «эпизод о хождении Глеба к церкви и его отплытии в приготовленном к бегству “кораблеце”, конечно, сочинен Нестором»: тот счел версию о приезде Глеба по зову Святополка в Киев неверной — ведь, согласно летописи и «Сказанию…», Ярослав Мудрый успел предупредить Глеба об умысле Святополка {421} . [122]Но эти соображения как раз не очень убедительны: неизвестно, что именно происходило в Киеве тотчас после смерти Владимира. Возможно, Святополк не сразу установил полную власть над городом, и, если Глеб находился в Киеве и пытался незаметно бежать, «второй Каин» не мог бы надзирать за ним и перехватить беглеца. Похоже, у нового князя в городе имелись явные недоброжелатели.

Впрочем, две версии пересекаются в деталях. Летописная повесть сообщает: «Святополк же окаянный стал думать: “Вот убил я Бориса; как бы убить Глеба?” И, замыслив Каиново дело, послал, обманывая, гонца к Глебу, говоря так: “Приезжай сюда поскорее, отец тебя зовет: сильно он болен”. Глеб тотчас же сел на коня и отправился с малою дружиною, потому что был послушлив отцу. И когда пришел он на Волгу, то в поле споткнулся конь его на рытвине, и повредил Глеб себе немного ногу. И пришел в Смоленск, и отошел от Смоленска недалеко, и стал на Смядыне (речка, приток Днепра под Смоленском. — А. Р.) в насаде (ладье. — Л. Р). В это же время пришла от Предславы весть к Ярославу о смерти отца и послал Ярослав сказать Глебу: “Не ходи: отец у тебя умер, а брат твой убит Святополком”. Услыхав это, Глеб громко возопил со слезами, плачась по отце, но еще больше по брате, и стал молиться со слезами <���…>. И тут вдруг захватили посланные корабль Глебов, и обнажили оружие. Отроки же Глебовы пали духом. Окаянный же Горясер, один из посланных, велел тотчас же зарезать Глеба. Повар же Глеба, именем Торчин, вынув нож, зарезал Глеба, как безвинного ягненка. Так был принесен он в жертву Богу <���…>. Итак, Глеб был убит, и был он брошен на берегу между двумя колодами» [123].

Главное обстоятельство в этом рассказе, вызывающее недоумение, — это, как уже говорилось, маршрут, путь князя-отрока из Мурома в Киев: уж очень он затейливый и прихотливый, очень долгий. Из Мурома на конях вверх к Волге — хотя можно было плыть в ладье, затем на лошадях вдоль Волги на запад, после по Волге в ладье (очевидно, до волока на реке Вазузе, соединявшего верховья Волги и Днепра), и наконец в ладье вниз по Днепру Этот кружной путь — намного более длинный, чем прямой, «прямоезжий» путь через земли вятичей из Мурома мимо еще не существовавшей Москвы в Киев. Намного короче был и еще один маршрут — Диким полем, Степью, вдоль южной границы Руси. Но если печенеги действительно «заратились» накануне смерти Владимира, на этом пути князю грозили опасность, плен или смерть. А.А. Шахматов считал, что в существующем виде летописный рассказ вторичен: здесь, как и в летописном рассказе об убиении Бориса, соединены два разных предания. «Мне представляется, что и здесь обнаруживается стремление летописца <���…> соединить два рассказа, два предания: по одному Глеб ехал в кораблеце <���…> когда его настигли убийцы, а по другому Глеб ехал на конях; первое предание отразилось и в Несторовом сказании (где, впрочем, Глеб на кораблеце едет от Святополка, убегая от него), второе же предание стоит в очевидной связи с легендой, связавшею, конечно, с определенною местностью (на Волге) падение Глеба с коня и повреждение им при этом падении ноги» {422} .